Завещание фараона
Шрифт:
«А у Агамемнона недурной вкус», — подумал он.
— Я — друг Атрида, из Фив, — повторил негодяй. Агниппа прижала руку к сердцу. — Он послал меня за тобой. С ним случилось несчастье.
— Что случилось, говори! — приказала царевна. Ее тихий, но требовательный голос чуть дрогнул.
И — никакой истерики. Ни криков, ни слез. Только эта, чуть уловимая, дрожь в голосе.
Воистину, царская кровь!
Под взглядом дочери фараона Ипатий даже смутился.
— Да! — взволнованно заговорил он. — Ты же видела, как мы уезжали
— Нет… — прошептала девушка.
— Увы! — вздохнул Ипатий. — Счастье, что я тоже решил добираться обратно берегом моря. Я услышал стоны…
Агниппа не выдержала. Она бросилась к Ипатию и с силой сжала узду его коня. Ее глаза с требовательной мольбой смотрели на печального вестника.
— О боги, это пытка! Не томи! Он жив?!
Ипатий с трудом сглотнул.
— Я… с трудом узнал его, так он был изранен. Он был… при смерти. Я ведь… я хотел отвезти его к вам, но… он сказал, что… не вынесет пути.
Лицо Агниппы становилось все бледнее и бледнее — и даже мрак ночи уже не мог этого скрыть.
— Он сказал: «Если ты оставишь меня лежать спокойно, то я проживу еще, может, часа три»…
— Часа три!
По щекам Агниппы наконец заструились слезы.
— «…и единственное мое желание — увидеть перед смертью свою невесту. Ее зовут Агниппа. Если ты мне друг, Ипатий, привези ее. Я хочу попрощаться с ней». Вот что сказал мне Атрид. Я обещал ему. Я гнал коня вскачь. Прошел час. Поедешь ли ты со мной, Агниппа?
— Да! — почти беззвучно выдохнула девушка, смахивая тыльной стороной ладони слезинки со щек. — Быстрее!
— Садись впереди меня. Я помогу тебе. Вот так!
Ипатий подсадил девушку и сам вскочил в седло позади нее.
— А мы успеем? — замирая, спросила она.
— Я буду гнать как возможно.
Конь с двумя седоками, рысью миновав темную рощу, вдоль берега моря понесся галопом. Сначала они мчались по дороге, но там, где от нее тропа сворачивала к прибрежным скалам, свернули и очень осторожно, шагом, спустились вниз.
Теперь путь их лежал под отвесными скалами, по галечному пляжу, вдоль размеренно плещущего прибоя. Конь полетел стрелой.
— Скоро? — время от времени спрашивала Агниппа.
И всякий раз звучал один и тот же ответ:
— Сейчас, скоро приедем.
И снова они мчались во тьму ночи.
Наконец Агниппа не выдержала:
— Куда ты меня везешь?! Мы едем гораздо больше часа!
Бедной девушке действительно так казалось, хотя путь их длился всего минут пятнадцать.
— Конь устал, а нас ведь сейчас двое, — возразил Ипатий. — Не волнуйся, уже скоро.
Берег повернул, и
Ипатий остановил коня.
Агниппа похолодела.
Мерзавец спешился.
— Ну вот мы и приехали, о царевна… — медленно произнес он, а на губах его змеилась насмешливая улыбка. — Я понимаю, юным девушкам свойственно убегать из дому ради шалости, но зачем же так далеко и надолго?.. Нехорошо, о царевна!
Ипатий неприкрыто издевался, а от кораблей к ним уже бежали люди.
— Негодяй! — крикнула Агниппа. — Подлец!
Она дернула лошадь за повод, пытаясь развернуть ее, но Ипатий успел схватить своего жеребца под уздцы.
— Ну зачем же так расстраиваться?.. — с фальшивым сочувствием осведомился он. — Рано или поздно все равно ведь надо возвращаться к домой, к родным и близким, к любящей семье. Нет ничего милее родины, царевна.
Агниппа еще раз рванула повод, но ее уже окружили со всех сторон человек тридцать — и потащили с коня, несмотря на отчаянное сопротивление.
— Отпустите меня! — крикнула наконец Агниппа — и медленно, раздельно произнесла: — Я сама пойду на корабль.
Сопротивляться не имело смысла, помочь никто не мог. Так не лучше ли держать себя с достоинством?
Несмотря ни на что, она царевна Египта!
Ее поставили на ноги.
Девушка медленно, гордо выпрямилась, расправила плечи, высоко вскинула голову — и губы ее надменно изогнулись.
— Дайте дорогу, собаки! — презрительно бросила она.
И величественно, словно бы даже равнодушно пошла меж расступившихся солдат прямо к кораблю — к кораблю, который должен отвезти ее в Никуда…
— Слава великой царевне Египта! — крикнул вышедший ей навстречу Рунихера — и все рухнули ниц, целовать пыль у ее ног.
Агниппа даже не обернулась на коня.
Она знала, что там стоит Ипатий.
И он-то не рухнул ниц.
Девушка медленно взошла по сходням на палубу.
Боги, как внезапно все кончилось! Как нелепо… Боги, за что? А Атрид?! Что с ним все-таки случилось? Неужели этот негодяй Ипатий что-то сделал с ним?! Разумеется, никакого падения со скалы не было — но кто знает, что было?!
Даже на секунду Агниппа не допускала мысли, что Атрид может принимать участие в этом гнусном заговоре.
Солдаты столкнули корабли на море, забрались по тросам обратно на борт — и вот уже берег медленно начал отдаляться.
И вот — скрылся во тьме. Только белая скала еще долго виднелась за кормой…
Ипатий стоял у кромки прибоя, вглядываясь во тьму, словно провожая взглядом исчезнувшие во мраке паруса. У его ног, на песке, лежали два мешочка, хранившие каждый по золотому слитку: длиной — чуть меньше двух палестр[3], а весом — девятнадцать аттических талантов[4].