Завещание Холкрофта
Шрифт:
– Никогда прежде не был в них так уверен. Тот человек в берлинской пивной был курьером. Тинаму убивал всех присланных к нему курьеров. Последними словами несчастного были: «Лондон… на следующей неделе… встреча в верхах… по одному с каждой стороны… человек с татуированной розой на правой руке… „Нахрихтендинст“…»
Пэйтон-Джонс кивнул:
– Мы запросим Берлин. Пусть установят личность погибшего.
– Вряд ли вам что-либо удастся узнать. Насколько я знаю, «Нахрихтендинст» тщательно блюдет конспирацию.
– Но они всегда хранили нейтралитет, – возразил Пэйтон-Джонс. – И
– Я полагаю, что «Нахрихтендинст» поставляла информацию в Нюрнберг избирательно. Мы не можем знать, что они утаивали.
Англичанин снова кивнул:
– Вполне возможно. Узнать, что именно они скрывали, мы не сможем никогда. Вопрос в другом: почему они это скрывали?
– Если позволите… – сказал Теннисон. – Несколько стариков хотят перед смертью отомстить всему миру. У Третьего рейха были два идеологических противника: коммунисты и западные демократы. Во время войны они стали союзниками, невзирая на антагонизм. Теперь каждый из бывших союзников жаждет превосходства. По-моему, это идеальная месть: заставить коммунистов и Запад обвинять друг друга в политических убийствах, натравить монстров друг на друга, чтобы те погибли в страшной схватке.
– Ну, если исходить из этого, – перебил Пэйтон-Джонс, – то под эти мотивы можно подвести сотни убийств, совершенных в последние годы.
– Но отбрасывать эту гипотезу у вас тоже нет оснований, – сказал Теннисон. – Или есть? Что, британская разведка имеет прямые связи с «Нахрихтендинст»?
– Мы непременно проверим досье «Нахрихтендинст». Действовать вслепую на основании вашей информации мы не намерены.
– И что, кто-то из «Нахрихтендинст» по-прежнему жив?
– Вполне возможно. Честно говоря, про «Нахрихтендинст» давно уже никто не вспоминал. Но я могу проверить.
– Вы дадите мне имена членов «Нахрихтендинст»?
Пэйтон-Джонс откинулся на спинку кресла:
– Является ли это одним из тех условий, про которые вы говорили, мистер Теннисон?
– Скажем так – да, но я буду настаивать на этом лишь при определенных обстоятельствах.
– Я думаю, так поступил бы любой цивилизованный человек. Если мы поймаем Тинаму, то вас будет чествовать чуть ли не вся планета. Имена членов «Нахрихтендинст» в этом случае – сущая мелочь. Если у нас в архивах есть сведения о «Нахрихтендинст» – вы их получите. Какие у вас еще просьбы? Доставать мне блокнот?
– Их немного, – обиженно произнес Теннисон. – И возможно, некоторые из них покажутся вам странными. Во-первых, из чувства уважения к своим хозяевам я просил бы у вас пятичасовую фору для «Гардиан» в освещении предстоящего события.
– Она у вас в кармане, – ответил Пэйтон-Джонс.
– Во-вторых, я хотел бы получить от британской разведки официальное свидетельство о том, что мое досье безупречно и что я оказал вам активное содействие в деле сохранения… скажем так… «международной стабильности».
– Думаю, что такое свидетельство будет вам ни к чему. Если благодаря вашей информации мы сможем схватить Тинаму, то главы многих государств почтут за честь наградить вас высшими знаками отличия.
– Нет, оно мне понадобится непременно, – сказал Теннисон, – ибо моя предпоследняя просьба такова: я не хочу, чтобы мое имя было где-либо упомянуто.
– Не было… – Пэйтон-Джонс был ошеломлен. – Это что-то странное, не так ли?
– Я бы попросил вас не смешивать мои профессиональные амбиции с моей частной жизнью. Мне не нужны награды. Фон Тибольты в большом долгу перед Великобританией. Пусть это будет частичным возмещением долга.
Пэйтон-Джонс помолчал с минуту.
– Прошу простить меня, – сказал он после паузы. – Я неверно судил о вас. Конечно же, вы получите официальное письмо.
– Говоря по правде, есть еще одна причина, из-за которой я хотел бы сохранить анонимность. Конечно, королевский флот и власти Франции вполне могут довольствоваться версией, согласно которой моя сестра и ее супруг утонули в результате несчастного случая. Может быть, они и правы. Но, думаю, вы согласитесь, что выглядит этот инцидент довольно подозрительно. А у меня есть еще одна сестра. Мы с ней – последние фон Тибольты. И я не смогу себе простить, если с сестрой что-нибудь случится.
– Понимаю, – кивнул Пэйтон-Джонс.
– Я хотел бы помочь вам всем, чем могу. Мне кажется, что никто не знает Тинаму лучше меня. Я изучаю его повадки много лет. Каждое убийство, каждое его движение до и после совершения злодеяния. Думаю, что смогу вам помочь. Я хотел бы работать с вами в одной команде.
– Я был бы последним дураком, если бы отверг ваше предложение.
– Я знаю тактику Тинаму. Он всегда заранее устанавливает несколько винтовок в различных местах. Подготовка к убийству начинается иногда за несколько недель до покушения. Думаю, что и в Лондоне он поступит так же. Я полагаю, что нам следует начать осторожные поиски оружия, сосредоточив их в тех местах, где во время совещания будут большие скопления народа.
– Начнем поиски прямо сейчас?
– Мы должны дать ему еще один день. Пусть установит все винтовки. А потом, когда мы начнем поиски, мне было бы желательно получить униформу какого-нибудь строительного инспектора, чтобы мои визиты в различные здания не вызывали подозрений.
– Это мы устроим. – Пэйтон-Джонс встал. – Вы говорили, что у вас еще какая-то просьба?
– Да. С тех пор как я покинул Бразилию, у меня нет личного оружия. У меня даже разрешения на его ношение нет. Я хотел бы получить на время операции пистолет.
– Я выделю вам табельное оружие, – кивнул Пэйтон-Джонс.
– Мне нужно будет за него расписываться?
– Да.
– Извините, но я бы настоял на своей анонимности. Я не хочу, чтобы мое имя фигурировало в документах МИ-5. Мой автограф вполне может вывести какую-нибудь любопытную бестию на верный след. А эта бестия может оказаться агентом «Нахрихтендинст».
– Понятно. – Англичанин расстегнул пиджак и полез за пазуху. – Это, конечно, противоречит уставу, но уж таковы обстоятельства. – Он достал небольшой револьвер и передал его Теннисону. – Берите мой. Зарегистрирую его как отданный в ремонт, а потом заменю.