Завещание Холкрофта
Шрифт:
Ноэль смотрел на бразильца с нарастающим раздражением. Вывод третий: не позволяй заманивать себя в ловушку как бы невзначай сделанными самоочевидными выводами.
– Хотите, я вам кое-что скажу? – сказал он. – Вы малоприятный человек.
– Мне очень жаль, если у вас создалось такое впечатление, – с искренним сожалением произнес атташе. – Я хотел вам помочь. Это моя обязанность. У меня есть основания для этого разговора. Вы не первый и, бог свидетель, не последний, кто разыскивает людей, прибывших в нашу страну в сороковые годы. Уверен, мне не надо объяснять, что я имею в виду. Почти все это были немцы, многие из них приезжали
– Что вы хотите этим сказать?
– Они вынуждены исчезать. Вынуждены! И не только из-за приговоров Нюрнбергского трибунала и израильских охотников за нацистами. Многие из эмигрантов присвоили большие деньги – в иных случаях баснословные суммы, – которые были отняты у порабощенных народов, изъяты из государственной казны. Эти средства могут быть востребованы.
У Ноэля все внутри напряглось, тут была какая-то связь – неявная, даже обманчивая, если принять во внимание данный случай, но все же была. Фон Тибольты были причастны к похищению сумм столь значительных, что они не могли проходить по обычным гроссбухам. Но это же и не могло быть причиной их исчезновения.
Вывод четвертый: будь готов к неожиданным совпадениям и, сколь бы поразительными они ни были, будь готов скрывать свое замешательство.
– Я не думаю, что эта семья могла быть причастна к чему-то подобному, – сказал он.
– Но вы же не можете быть в этом уверены, коль скоро вам так мало о них известно.
– Допустим, я уверен. И меня интересует только, как я могу найти их – или хотя бы узнать, что с ними случилось.
– Я уже сказал: обратитесь к адвокатам.
– Никаких адвокатов! Я же архитектор. Юристы – наши естественные враги: они отнимают так много времени. – Холкрофт улыбнулся. – Что бы там ни смог сделать адвокат, я сумею сделать то же самое куда быстрее. Я говорю по-испански. Я пойму и португальский.
– Ясно. – Атташе замолчал и потянулся к коробке тонких сигар. Он раскрыл коробку и предложил сигару Холкрофту, но тот отрицательно помотал головой.
– Не хотите? Гаванские!
– Не хочу. К тому же у меня мало времени.
– Да-да, я знаю. – Атташе взял серебряную зажигалку, прикурил и сделал глубокую затяжку: кончик сигары вспыхнул. Он бросил быстрый взгляд на Ноэля. – Значит, я не смогу убедить вас назвать мне их имя.
– О господи! – Холкрофт встал. С него довольно. Он найдет другие источники информации.
– Прошу вас! – взмолился бразилец. – Сядьте, пожалуйста. Я отниму у вас еще минуту-две. Уверяю вас, вы со мной не теряете время!
Холкрофт заметил во взгляде атташе тревогу. Он сел.
– Ну и что?
– La comunidad alemana, говоря по-испански. Ведь вы говорите по-испански.
– Германская община? В Рио-де-Жанейро есть германская община – вы это имеете в виду?
– Да, но это не только географическое понятие. В Бразилии есть отдаленный район – германское баррио, так сказать, – но это не то, о чем я говорю. Я говорю о, как мы выражаемся, la otra саrа de los alemanes. Вы понимаете?
– «Другое лицо»… то, что под покровом, под немецкой личиной?
– Именно. Можно сказать, «оборотная сторона». То, что и делает их теми, кто они есть. Что заставляет их делать то, что они делают. Очень важно, чтобы вы это поняли.
– Пожалуй, я понимаю. По-моему,
– Естественно, – сказал бразилец. – Но вы можете подумать, что после стольких лет они ассимилировали.
– Отчего же? Вы же знаете нашу страну, работаете в Нью-Йорке. Сходите в Нижний Манхэттен на Восточную сторону, на Малберри-стрит, в Бронкс. Колонии итальянцев, поляков, евреев. Они живут там десятилетиями. А вы говорите о двадцати пяти – тридцати годах. Это немного.
– Конечно, можно сравнивать, но это не то же самое, поверьте мне. Люди в Нью-Йорке общаются открыто, они демонстрируют свою принадлежность к предкам. В Бразилии нечто иное. Немцы делают вид, что они ассимилировали, но это не так. В коммерции – да, но в остальном – не очень. Им в высшей степени свойственно чувство страха и гнева. За многими из них долго охотились. Тысячи людей скрывают свои подлинные имена от окружающих. Внутри их общины есть своя тайная иерархия власти. Три или четыре семьи подчинили себе всю общину. Их имения разбросаны по всей стране. Конечно, себя они называют швейцарцами или баварцами. – Атташе замолчал. – Вам ясно, что я имею в виду? Генеральный консул такое не мог бы себе позволить – наше правительство не разрешает говорить подобные вещи. Но я нахожусь на очень низкой ступеньке. И мне позволено. Вы меня понимаете?
Ноэль оторопел.
– Если честно, не очень. То, что вы мне сказали, меня не удивляет. В Нюрнберге это называлось «преступления против человечества». Подобные вещи порождают обостренное чувство вины, а вина рождает страх. Естественно, что люди в чужой стране будут держаться вместе.
– Вина действительно порождает страх. А страх, в свою очередь, порождает подозрительность. И наконец, подозрительность ведет к насилию. Вот что вы должны понять. Иностранец, приезжающий в Рио-де-Жанейро в поисках исчезнувших немцев, подвергает себя большой опасности. Не забудьте о la otra саrа de los alemanes. Они защищают друг друга. – Атташе сунул сигару в рот. – Назовите мне их имя, мистер Холкрофт. Позвольте нам заняться поисками этих людей.
Холкрофт наблюдал, как бразилец затягивается драгоценной гаванской сигарой. Сам не понимая почему, он почувствовал волнение. «Не позволяй заманивать себя в ловушку как бы невзначай сделанными самоочевидными выводами».
– Я не могу. Мне кажется, вы преувеличиваете. И насколько я могу судить, помочь вы мне не в силах. – Он встал.
– Отлично, – сказал бразилец. – Тогда я скажу, что вам следует сделать сразу же. Когда вы приедете в Рио-де-Жанейро, пойдите в министерство иммиграции. Если вам известны их имена и приблизительное время прибытия в страну, возможно, они вам помогут.
– Благодарю вас, – сказал Ноэль и направился к двери.
Бразилец поспешно вышел из кабинета в большую приемную. Сидящий в кресле молодой человек при виде своего начальника быстро вскочил на ноги.
– Можешь вернуться к себе, Жуан.
– Спасибо, ваше превосходительство.
Пожилой дипломат пересек зал, прошел мимо дежурного к двойным толстым дверям. На левой панели двери был укреплен герб Федеративной Республики Бразилия, на правой панели висела табличка. На ней золотыми буквами было начертано: «OFTCIO DO CONSUL GENERAL».