Завещание Холкрофта
Шрифт:
Дожидаясь разговора с Кюрасао, Холкрофт распаковал вещи. Он сидел в плетеном стуле перед окном и смотрел на белеющий во тьме ночи пляж и темный океан, в котором отражалась половина луны. Внизу, на коротком отрезке улицы, бегущей вдоль набережной, виднелись белые зигзагообразные параллельные линии: знаменитая Копакабана – «золотой пляж» Гаунабары. Однако в представшей его взору картине ощущалась какая-то пустота, но не оттого, что в этот час пляж обезлюдел. Открывшийся из окна вид был слишком красивым, слишком ласкающим глаз. Сам Ноэль никогда бы не стал застраивать так это место. В местном пейзаже отсутствовало своеобразие. Он перевел взгляд на оконные стекла. Делать было нечего –
Это знание породило в нем странное чувство. Он просто не мог поверить, что кому-то понадобилось его убивать, что кому-то нужна была его смерть. И тем не менее некто принял это решение и отдал соответствующий приказ. Почему? Что он сделал? Это связано с Женевой? С его заветом?
«Речь идет о миллионах». Это были не просто слова ныне покойного Манфреди. Это было предупреждение. Это было единственно возможное объяснение. Произошла утечка информации, но неизвестно, насколько далеко она распространилась, кого эта информация касалась или кого могла разгневать. Как неизвестна личность человека – или людей, которые противились размораживанию счета в женевском банке, чтобы сделать его предметом долгой тяжбы в международном суде.
Манфреди был прав: единственно правильное решение состояло в том, чтобы выполнить все предписания так, как того и требовали три беспримерных человека, которых грозил уничтожить монстр, ими же и порожденный. «Следует искупить вину». Таков был символ веры Генриха Клаузена, и это было благородное кредо, ибо оно было праведным. Введенные в заблуждение люди «Вольфшанце» поняли это.
Ноэль налил себе виски, подошел к кровати и, присев на край, стал смотреть на телефон. Рядом с аппаратом лежал листок бумаги, где были написаны два номера, продиктованные ему Сэмом Буоновентурой. Эти номера должны были связать его с лейтенантом Майлзом из нью-йоркской авиатранспортной полиции. Но Холкрофт не решался позвонить. Он уже начал свою охоту, он уже предпринял первый шаг в поисках семьи Вильгельма фон Тибольта. Шаг? Да он сделал гигантский прыжок, перемахнув четыре с лишним тысячи миль. Теперь возвращатъся было поздно.
Предстоит так много сделать! Ноэль размышлял, хватит ли у него сил и энергии все это выполнить, сумеет ли он не заблудиться в незнакомом лесу.
У него отяжелели веки. Подступал сон, и он был благодарен судьбе за это. Он поставил стакан на столик, скинул ботинки и лег не раздеваясь. Лежа на кровати, он некоторое время смотрел в белый потолок. Ему вдруг стало одиноко. Но он был не одинок. Рядом с ним находился человек, который страдал тридцать лет назад, который взывал к нему. Холкрофт думал об этом человеке, пока его не сморил сон.
Холкрофт двинулся за переводчиком в тускло освещенную каморку без окон. Разговор вышел коротким. Ноэлю нужна информация о семействе фон Тибольт. Немцы. Мать и двое детей – сын и дочь – прибыли в Бразилию приблизительно 15 июня 1945 года; третий ребенок – тоже дочь, которая родилась спустя несколько месяцев после приезда, возможно, в Рио-де-Жанейро. В документах должна быть хоть какая-то информация о них. Даже если они пользовались вымышленными именами, в списках прибывших в страну в то время – плюс-минус две-три недели – можно обнаружить приехавшую в Бразилию беременную женщину с двумя детьми. Если же таких женщин окажется несколько, вот тогда возникнет проблема. Но по крайней мере он узнает хотя бы имя, имена.
Нет, это не официальный
Ноэль понимал, что ему придется давать объяснения, и один из уроков, которые он усвоил в консульстве в Нью-Йорке, гласил: пусть твоя ложь основывается хотя бы на толике правды. У фон Тибольтов есть родственники в Соединенных Штатах, солгал он. Это были люди, приехавшие в Америку в двадцатые и тридцатые годы. Многие уже умерли, и после них осталось значительное состояние. Конечно, чиновники в министерстве иммиграции захотят помочь ему найти наследников. Вполне вероятно, что фон Тибольты будут безмерно благодарны им… а он, со своей стороны, поставит их в известность о любезной помощи чиновников.
Достали тяжелые ящики. Сотни анкет, составленные в далеком прошлом, были тщательно изучены. Выцветшие, замусоленные копии документов, многие из которых, несомненно, были фальшивыми, купленными на черном рынке в Берне, Цюрихе и Лиссабоне. Паспорта.
Но он не обнаружил ни единой бумажки, где бы говорилось о фон Тибольтах, не было никаких следов беременной женщины с двумя детьми, которая приехала в Рио-де-Жанейро в июне или июле 1945 года. По крайней мере не было той, которая хотя бы отдаленно напоминала жену Вильгельма фон Тибольта. Было множество беременных женщин, даже женщин с детьми, но не было лишь жены и детей фон Тибольта. Как говорил Манфреди, старшей, Гретхен, тогда было лет двенадцать-тринадцать, сыну Иоганну – десять. Всех женщин, которые пересекали в то время границу Бразилии, сопровождали мужья или фиктивные мужья, и если с ними были дети, то все были не старше семи лет.
Это обстоятельство поразило Холкрофта: это было не только странно, но и, с математической точки зрения, просто невозможно. Он вглядывался в столбцы выцветших имен и цифр, в почти неразборчивые записи, сделанные торопливой рукой чиновников иммиграционных служб более тридцати лет назад.
Что-то тут было не так. Его наметанный глаз архитектора улавливал некое несоответствие: у него возникло ощущение, что он рассматривает чертежи незавершенных проектов, в которые были внесены едва заметные изменения, поправки – тонюсенькие чернильные линии вытравлены, переправлены, но очень аккуратно, чтобы не нарушить общей картины.
Вытравлены и переправлены. Химически вытравлены, аккуратно исправлены. Вот что поразило его! Даты рождения! На каждой странице, испещренной рядами чисел, чуть ли не каждая цифра была незаметно исправлена. Так тройка превратилась в восьмерку, единица в десятку, двойка в нуль, там дорисован кружок, здесь линия продолжена вниз, а здесь добавлена лишняя закорючка. И так на каждой странице во всем ящике документов, составленных в промежутке между июнем и июлем 1945 года. Даты рождения всех детей, въехавших в Бразилию, были исправлены таким образом, что все они оказывались рожденными до 1938 года!
Это было дьявольски хитроумное мошенничество, которое потребовало долгой и кропотливой проработки.
Прервать охоту уже на первом этапе! Но сделать это так, чтобы комар носа не подточил. Крошечные цифры, доверчиво – и торопливо – записанные неведомыми чиновниками иммиграционной службы более тридцати лет назад. Списанные с документов, давным-давно уничтоженных, многие из которых были, несомненно, фальшивыми. И теперь уже было бесполезно пытаться восстановить, подтвердить или опровергнуть верность этих записей. Время и тайные заговоры сделали это попросту невозможным. Чего же тут удивляться, что в документах не оказалось никого, кто хотя бы отдаленно напоминал фон Тибольтов! Боже, боже, ну и обман!