Завещание Мадонны
Шрифт:
Демонстрируя поврежденные картины нам с Пашкой, реставраторы замерли над одной, потом стали бурно что-то обсуждать с использованием профессионального жаргона. В первый момент я не поняла, что вызвало у них такое возбуждение.
– Объясните, что происходит, – попросила я.
– У нас тут нет нужных приборов, – вздохнул один из мужчин. – Например, мы не можем провести ультразвуковое исследование…
– Но мы оба почти уверены в том, что это, – второй мужчина кивнул на картину на столе, – не Ярослав Морозов, а новодел. Кто-то очень постарался скопировать его манеру письма, но даже невооруженным глазом видно, что… Юлия, давайте мы не будем углубляться в
– Но зачем было подделывать Ярослава Морозова?! – воскликнул первый реставратор. – Неужели нельзя было найти кого-то еще?
У меня имелся ответ на этот вопрос, но я не собиралась произносить его вслух, по крайней мере в этом месте, в это время и при этих людях.
Глава 31
Работая криминальным репортером, я завела знакомства в разных сферах человеческой деятельности. Конечно, больше всего знакомств у меня среди представителей правоохранительных органов, но они есть и в таможне, так как мы с Пашкой снимали сюжеты и о работе таможенных органов, то есть о ее результатах.
Я позвонила знакомым и попросила выяснить количество картин, отправленных на выставку Алисы Румянцевой в США.
– С картинами что-то не так? – тут же насторожился знакомый в таможне.
– Пока не знаю, – честно ответила я. – И с картинами все может быть так, а вот с художницей…
– Ты сообщишь, как только что-то выяснится?
– Конечно! Но не хочется зря волновать людей. Ведь все еще может оказаться в порядке. Выясни, пожалуйста, неофициально.
Картин было сто двадцать четыре. И еще вместе с выставкой следовало одно полотно Ярослава Морозова, официально купленное на аукционе в Аукционном доме «Александр» галерейщиком Артуром Рубеновичем Галустьяном по заданию одной американской семьи. Все документы были в полном порядке. Художница Алиса Станиславовна Румянцева отправилась в США вместе со своими картинами. С ней поехала малолетняя дочь, разрешение на вывоз которой за границу дал отец. Выставку сопровождали еще двое людей, мужчина и женщина, фамилии которых мне ничего не говорили.
Никаких подозрений и никаких вопросов вывозимые картины в таможне не вызвали. Все документы были оформлены правильно.
Через пару дней нас с Пашкой вызвал к себе Иван Захарович Сухоруков. Я ожидала его звонка. Раз Иван Захарович влез в какое-то дело, то он доведет его до конца, причем обязательно с прибылью для себя. Не может иначе Иван Захарович! Или он просто перестанет себя уважать. А уж с его связями и деньгами можно сделать все: собрать информацию, сорганизовать нужных людей, многих использовать втемную. Меня, например. Хорошо хоть, что Иван Захарович очень любит похвастаться, но не перед всеми можно. Зачем давать людям лишнюю информацию? А перед нами с Пашкой можно.
– Где Вальтер Кюнцель? – спросила я, оказавшись за большим столом, где пировала не один раз.
– В Германии, – пожал плечами Иван Захарович.
– В Россию больше ни ногой?
– Ну почему же? – удивился Сухоруков. Мой бывший сожитель Виталя хмыкнул. – Ему у нас очень нравится. И у меня гостить понравилось. И вообще он очень сообразительный оказался. Ну, пострадал немного. Умным людям страдания только ума прибавляют.
– Что вы собираетесь с ним делать?!
– Использовать для получения чертежей Леонардо да Винчи.
Я открыла от удивления рот.
– Вроде же картина была. «Мадонна на лугу». Или «Мадонна с лошадьми»?
– И картина
– У вас?! Посмотреть можно?
– С каких это пор ты живописью заинтересовалась? – удивленно посмотрел на меня Иван Захарович. – Ты хоть на одной выставке картин за последние десять лет была? За всю свою жизнь? Добровольно, в свое свободное время, а не по работе?
Я скромно опустила глаза. Да, я бываю в музеях, только если там случается что-то криминальное. У меня нет ни времени, ни сил ходить по музеям и выставкам. В свободное время мне хочется спать и общаться с друзьями, причем общаться дома – у них или у меня, и никуда не ходить. И у всего моего окружения, которое очень напряженно работает, такие же желания. Наверное, это неправильно. Мы живем в одном из центров мировой культуры, вроде бы произведения искусства находятся рядом, и ты подсознательно знаешь, что всегда можешь пойти в Эрмитаж или съездить в Екатерининский дворец, но…
Когда-нибудь потом. Тогда, когда будет много свободного времени. Будет хотя бы два выходных в неделю. Когда не будут болеть ноги и спина. Когда в планах на воскресенье первым пунктом не будет стоять «спать».
Да и если я скажу своим друзьям, что в воскресенье была в Эрмитаже, меня тут же спросят, что там случилось, раз меня туда понесло. Мы говорим о других вещах – не об искусстве и не о культуре.
Но мне все равно хотелось бы увидеть картину Леонардо да Винчи и рассказывать потом об этом внукам! То есть увидеть не так, как в Эрмитаже, а рядом… Коснуться ее рукой.
– Картина сейчас находится в США. Вот Виталя туда завтра вылетает.
– За картиной? Возвращать назад?
– Это практически невозможно – на данном этапе развития событий. И что с ней делать-то?
– То есть как? Вы же – известный меценат.
– Но не в такой же степени, – сказал старый вор в законе.
Я хлопнула глазами.
– Да если бы вы подарили Эрмитажу – или любому другому музею – картину Леонардо да Винчи, то память о вас точно осталась бы на века, как вы всегда мечтали. Или я что-то неправильно поняла? Но вроде бы вы в каждом официальном интервью мне…
– Юля, успокойся, – Иван Захарович накрыл мою руку своей огромной лапищей.
– Скажите, что будет с картиной – и я успокоюсь.
– Найдет свое место в коллекции американского миллиардера Роберта Нистелроя. Пусть потешится. И будет мне кое-чем обязан.
Ничего себе «кое-чем»!
– Юля, ты помнишь, что случилось с этой картиной? – продолжал Иван Захарович. – Ее Леонид Черевко – адъютант генерала Иванихина – в приступе белой горячки порезал ножом. Потом она долго лежала дома у генерала Иванихина. Без специальных условий! Валялась она в каком-то чемодане на антресолях!
Я моргнула глазами.
– Потом Николай Иванихин попробовал ее отреставрировать – и у него не получилось.
– Он испортил Леонардо да Винчи?! Он-то должен был понимать…
– Он хотел денег, Юля.
– Картина может быть восстановлена?
– Понятия не имею. Пусть об этом Роберт Нистелрой думает. Но его устраивает и порезанная, и испорченная неумелой реставрацией. И вообще надо бы вначале экспертизу провести…
– Вы хотите сказать…
– Юля, ты же умная девушка, и твоя работа научила тебя никому и ничему не верить. А меня жизнь этому еще раньше научила. Официальной экспертизы не проводилось. Никакие солидные эксперты не привлекались. Понимаешь? Нистелрой с Циммерманом считают, что это Леонардо да Винчи. На здоровье. Или считает один Нистелрой. Потому что ему так очень хочется.