Завещание Мадонны
Шрифт:
– А картина?
– Ее генерал Иванихин забрал. Мать сразу же ему позвонила. Они решили не говорить милиции про картину. Не знаю, почему.
Я поблагодарила женщину за беседу и поехала в холдинг. Там пересказала все услышанное Виктории Семеновне.
– О том, что картины сводят с ума, я слышала, – сказала наш главный редактор.
Мы тут же сунули носы в Интернет и прочитали различные версии подобного явления. От некоторых картин исходит своеобразная энергия. По всей вероятности, это картины, в которые их создатели вкладывают душу – или свою энергию, свои эмоции. Далее возможны варианты –
Исследования различных картин проводились, например, в Лувре – устанавливались приборы, которые отмечали количество времени, проведенного посетителями у различных предметов искусства, и движения людских глаз. Во многих странах исследовали холсты и краски, предполагая, что плохое самочувствие вызывают они, но эти исследования ничего не дали. Дело не в химии, дело в мистике.
Есть картины, имеющие славу поджигательниц, как бы странно это ни звучало. В зданиях, где они оказываются, обязательно следует ждать пожар, причем случалось, что горели дома, в которых висели репродукции знаменитых поджигательниц, а не оригиналы!
Известно немало случаев смерти людей, с которых определенные художники писали портреты. Так умерли, например, Мусоргский и Столыпин, портреты которых писал Илья Репин. Также ушли из жизни его друзья, послужившие моделями запорожцев на знаменитой картине.
Некоторые картины привлекают сумасшедших – и этому нет разумного объяснения. Ну, например, почему сумасшедший плеснул кислотой в «Данаю» Рембрандта, а потом нанес картине несколько ударов ножом? Почему именно этой картине, ведь в зале Рембрандта в Эрмитаже немало других полотен?
Из прочитанной информации я сделала однозначный вывод: лучше никогда никому не позволять писать свой портрет, потому что не знаешь, чем это может закончиться. Дело может быть в самом художнике, в каких-то биоэнергетических потоках, которые вытекают из тебя на твое изображение на полотне… Кто может сказать точно? Можно только констатировать факт, а оно мне надо, чтобы этот факт констатировали после моей преждевременной смерти? Нет, никому и никогда я не буду служить моделью! Это опасно для здоровья и самой жизни.
– Слушай, а где же картина? – посмотрела на меня Виктория Семеновна. – Значит, она все-таки была? Этот адъютант генерала Иванихина выиграл ее в карты у англичанина, привез в Россию и сошел с ума. Потом картину забрал генерал. Куда он ее дел?
– Раз Алла Иванихина получила специальное образование, она могла понять, что за шедевр оказался у них в доме, – сказала я. – И муж ее мог понять, раз он профессиональный реставратор. Мы не знаем,
Виктория Семеновна в задумчивости почесала щеку.
– Они явно не выставляли ее на всеобщее обозрение, – заметила она.
– Но после того, как Катя – старшая дочь Аллы, оставленная ею в роддоме, – упомянула Леонардо да Винчи, чета Иванихиных могла забеспокоиться. И начала готовить побег. А потом появился профессиональный вор. А потом немец. И обоим требовались картины с лошадьми! Что могли подумать Иванихины?
– А немец-то откуда узнал про картину? – задумчиво произнесла я.
– Он вполне может быть родственником этого фон Ризенбаха, или как там его. И если Алекс Циммерман проследил путь картины, почему его не мог проследить Вальтер Кюнцель? Но куда же делись Иванихины?!
Вопрос остался без ответа.
Глава 29
Ночью меня разбудил телефонный звонок. Половина четвертого утра! Меня желал слышать Андрюша из Управления. Значит, точно будет сюжет для завтрашнего выпуска «Криминальной хроники».
– Спишь? – бодро спросил приятель. – А тут музеи обворовывают.
– Ты считаешь, что я должна заниматься охраной музеев? С каких это пор подобная почетная обязанность свалилась на плечи журналистов? И вообще, сколько у нас музеев? Кстати, куда ехать?
– А я-то уж подумал, что ты решила спать дальше, – усмехнулся приятель и назвал адрес музея, в котором в свое время успели поработать и Алла Иванихина, и Алиса Румянцева.
– Что там?!
– Приезжай. Тебя, кстати, тут жаждут видеть. Есть один товарищ, желающий дать интервью тебе лично.
– Что украли?!
– Вроде не успели, – вздохнул Андрюша. – Но руководство еще не приехало. Мы-то не можем сказать. Хотя бардак тут… В общем, дуй за Пашкой, пока доберетесь, и остальные прибудут. Мне самому интересно, что тут успели спереть. Не сегодня. Раньше.
«А ведь Алла и Николай Иванихины во время встречи у них дома обещали мне соответствующую фактуру… Но так и не предоставили ее. Что же исчезло из музея? Что в нем творится?»
Я быстро оделась и рванула к Пашке. Звонить ему было бессмысленно, но у меня хранятся ключи от его квартиры. Пробуждение любимого оператора проходило с трудом, но у меня в таких делах накоплен большой опыт. Пашка окончательно проснулся только у меня в машине с бутылкой пива в руках.
– Кого убили-то? – спросил оператор.
Я объяснила суть дела.
– Ну, Леонардо да Винчи там точно быть не может, – сказал Пашка. – И не могло.
Я считала, что в этом музее теоретически могло храниться что-то из произведений Ярослава Морозова. Я до сих пор не выяснила, в каких музеях в наши дни висят его полотна и висят ли вообще в каких-либо. Но неужели кто-то попробовал добраться до музейных экспонатов?! Хотя в России живем… И вообще против профессионалов (в особенности наших) никакие замки и никакая сигнализация не помогут. Тот же Артур Рубенович мог дать задание кому-то из своих постоянных сотрудников, промышляющих грабежами на заказ.