Завещание предков
Шрифт:
Всё, с этими покончено. Что там другая половина степняков?
Разворачиваюсь и скачу на край деревни, где привстав на стременах, вглядываюсь в поле.
Черт, так и есть! Табуны ушли далеко, но видно, что от них скачут всадники. Услышали звуки боя, или просто возвращаются обратно?
– Эй! Сюда!
Но, в запале, меня никто не слышит. Вижу Лисина, высочившего из двора с саблей в руке.
– Илья, всех сюда! Поганые!
Тот кивает и кидается с криком по дворам, а я смотрю на поле.
Черт!
Собирается всего сорок ратников. Против полутора сотен? Видно, врал мне сон, не у реки мне погибать, а здесь.
Рысью огибаем обоз, медленно втягивающийся в лес. Очень, очень медленно он ползёт. А степняки уже разогнались. Ничего, сейчас мы их притормозим.
Осадив коня, открываю тул. Лук в руку, стелу к тетиве. Рядом шуршат, доставая стрелы и луки бояре.
– Мало стрел, Володимир Иванович.
– Глядя на степняков произнёс Бравый.
– Значит, промахиваться нельзя, Иван Пантелеевич.
Хмыкает Горин. Ну да, он не промахнётся. Хорошо бы чтоб не промахнулись и остальные.
– Бей!
Защелкали луки. Я привычно выцеливаю врага, как будто видя вблизи его перекошенное лицо.
На! Поганый откидывается назад со стрелой в глазу. Почти весь передний ряд покатился по снежной целине. Строй сбился, но скорость не сбросил.
– Бей!
Слетело ещё с десяток поганых, остальные крепче сомкнули строй и подняли щиты.
– Бей!
Снова закувыркались кони, подминая седоков.
Всё, кончились стрелы. Кричу стоящим рядом Велесову и Лисину:
– Во второй ряд вставайте.
– Володимир Иванович!
– Возмущаются оба одновременно.
– Делай, что старшие говорят.
– Оттесняя их назад, ворчит Бравый. Усмехаюсь про себя - "знал бы ты, кто тут старше, и на сколько". В первые ряды выходят взрослые ратники, оттесняя назад новиков.
Пора, монголы уже в двухстах метрах. Начинаем разгон, плотно сбившись и опустив рогатины. Перед сшибкой над полем проносится клич:
– Китеж!
Удар! Вражеский наконечник подбиваю в сторону, а моя рогатина пробивает край монгольского щита и застревает в теле, вырываясь из руки. Саблю из ножен и сразу бью в бок степняка. Удачно!
Бум!
Щит вырвало из руки, и он улетел вместе с латной перчаткой. Откинулся назад, пропуская копьё над собой и отсекаю руку врагу.
Удар! Не успел отвести наконечник копья, и он пропарывает край кольчуги на боку. Чудом удержался в седле, но при этом выронил саблю.
Вырываюсь на простор, впереди никого, только вдалеке табуны. Конь останавливается и начинает валиться на бок. Соскакиваю и оборачиваюсь. Из сшибки вышли двадцать пять бояр. Ещё четверо пешие и сейчас ловят монгольских коней. Мне тоже надо лошадь. Рядом оказывается Лисин.
– Жив, боярин?
– Жив-жив. Коня надо.
– Сейчас.
Илья
– За мной!
Два с половиной десятка кинулись догонять оставшихся степняков. После сшибки они не остановились и поскакали дальше к обозу. С последних телег поднимались раненые, бежали возницы с передних саней. Вставали все, кто мог двигаться, и готовились дать последний свой бой.
У перелеска закипела схватка. Часть монгол развернулась навстречу нам, и мы опять сшиблись. На этот раз сбил троих и, выскочив к обозу, сразу обрушил клинок на сражающегося с раненым ратником, степняка. Удар в спину, разворачиваюсь. На меня навалилось двое. Сабля идет кругом, отбивая вражеские клинки, от щита летят щепки. Что-то мелькает и один из поганых откидывается с болтом в шее. Это Кубин. Зарубив степняка, смотрю в глубину перелеска. Там, у сбившихся в пробке саней, тоже идёт схватка. Обозники рогатинами отгоняют конных монгол, раненые, кто может держать оружие, ощетинились клинками. Рядом с санями, где лежит дед Матвей, крутятся два степняка. Возница размахивает оглоблей, не подпуская их ближе, а Кубин заряжает арбалет. Направляю коня туда, по пути наколов монгола, выскочившего из-за ёлок.
Кубин навёл арбалет на поганого напротив и, вдруг, повернувшись, выстрелил мне навстречу. Сзади кто-то вскрикнул и упал, а я, не оглядываясь и не обращая на боль от удара сзади, ринулся вперёд, так как увидел, что монгол замахнулся на Матвея Власовича. Сходу рубанув степняку по затылку, а второго сбив с коня торцом щита, слетаю с коня и кидаюсь к саням, добив сшибленного врага.
– Власыч! Власыч!
– Я тормошил безвольное тело и смотрел на человека, ставшего мне лучшим другом.
Эх, Власыч, Власыч. Зачем стрелял, ценой своей жизни спасая меня? Убил бы поганого напротив, был бы жив, а я как-нибудь обошелся. До этого обходился же. И не прав был ты, когда говорил, что то был твой последний бой. Вот твой последний бой.
Сквозь красное марево в глазах и звон в голове, я не сразу понимаю, что мне говорит та женщина, которую за волосы таскал монгол.
– А?
– Что делать, боярин?
Медленно обвожу взглядом место схватки. Что, все наши полегли, и я остался один? Нет, вон Борис куда-то на коне поехал и подходит, покачиваясь Илья. Садится рядом, прямо на снег. Слева появляются четверо новиков, еле стоящих на ногах. Четверо счастливых, так как их четверо, не считая Илью и Демьяна и было. А где сам Горин?