Завещание веков
Шрифт:
— Да, но ведь это все было очень давно. С тех пор Церковь все-таки добилась определенного прогресса…
— Разумеется, — согласилась Софи, — однако Церковь решила сохранить, пусть даже под другим именем, самую древнюю из всех конгрегации римской курии, и я отнюдь не считаю это пустяком… Историки считают, что за всю историю число жертв Инквизиции превысило пять миллионов человек…
— Какой ужас! Но я все же не понимаю, каким целям может служить подобная организация в наши дни…
— Из ее последнего на сегодняшний день устава следует, что она считает своим
— А конкретнее можно?
— Она публикует различные суждения о католической доктрине. Порой очень жесткие… К примеру, совсем недавно их декларация Dominus Iesus [29] вызвала жуткий скандал в христианском мире. Написавший ее кардинал Ратцингер утверждал, что «существует только один Христос и, следовательно, у него может быть только одна Супруга: единственная в своем роде апостолическая католическая церковь».
— И что с того?
29
Господи Иисусе (лат.). Тексты Конгрегации, как и папские буллы, получают название по двум первым словам
— Это весьма изящный способ отсечь весь прочий христианский мир, которому Конгрегация отказывает в праве иметь свою Церковь. Поверьте, Ватикан отнюдь не так склонен к экуменизму, как это стремится показать Иоанн Павел Второй во время грандиозных встреч с верующими, привлекающих повышенное внимание прессы и телевидения…
— И это все, чем занимается Конгрегация?
— Нет, она также осуждает все сочинения, которые считает не соответствующими католической доктрине… и порой даже отлучает от Церкви их авторов.
— Даже и сегодня?
— Конечно. Последнее отлучение от Церкви, если мне не изменяет память, состоялось в девяносто восьмом году. Речь шла об одном теологе-иезуите из Шри-Ланки. Ирония судьбы, ведь первыми инквизиторами были иезуиты…
— Да, мне все это внове, — признался я.
— Вы верующий?
— Как?
— Я спрашиваю вас, верите ли вы в Бога.
Я скорчил гримасу, выражавшую сомнение.
— Сам не знаю… Мои родители были католиками, и меня воспитывали соответствующим образом. Отец никогда не ходил в церковь, но мать верила истово…
— А вы сами?
— Откровенно говоря, не знаю. В какой-то момент мне стало неловко ходить с матерью в церковь. Потом она умерла. Я не задаю себе подобных вопросов, так удобнее.
— Вот как, удобнее!
— Думаю, таких людей очень много. А вы верующая?
— Нет, — сразу ответила она. — Я лютая атеистка.
— Лютая? А, понимаю. Можно быть атеистом мягким, а можно лютым…
— Скажем так, чем больше я изучаю религии, тем сильнее становится мое отвращение к ним.
— Вы испытываете отвращение к Богу или к религиям?
— Скорее к религиям, это правда…
— Заметьте, что для журналистки, которая занимается
— Мне они ненавистны все…
— Ага. Следовательно, вы не можете быть объективной…
Она улыбнулась.
— Надеюсь, я не слишком шокировала вас этими историями о Церкви, — сказала она, и в тоне ее прозвучал вопрос.
— Ну что вы, в жизни мне доводилось встречаться с двумя-тремя совершенно необыкновенными священниками, но никогда у меня не было иллюзий относительно финансовой безупречности Ватикана.
Она пожала плечами. По ее глазам я понял, что она хочет сказать. Сегодняшние финансовые махинации Церкви мало что значили в сравнении с тем, что она могла делать в прежние времена… Я вспомнил, как несколько лет назад мой друг Шевалье сказал мне: «Нынешние секты — это Церкви будущего. Скоро сайентологи и прочая шушера того же толка прикупит себе почтенную репутацию, и толпа забудет их преступления, как были забыты преступления великих религий сегодняшнего дня. А ведь на их совести множество жизней…» На что его жена, которая в отличие от нас была верующей и соблюдала обряды, возразила, что Церковь и спасла множество жизней… Но сколько нужно спасти людей, чтобы искупить убийства других?
— Послушайте, — вновь заговорила Софи, — пока мы точно установили одно. Если члены «Акта Фидеи» состоят в «Опус Деи» и в Конгрегации, значит, мы имеем дело с людьми верующими… и очень активными.
— Да, ребята серьезные, без глупостей…
— Что касается Конгрегации, это и в самом деле организация серьезная. Ну и «Опус Деи», как я вам уже говорила, шутить не любит…
— Короче говоря, вы хотите убедить меня, что в Риме есть некий тип, который либо является потомком инквизиторов, либо принадлежит к святой супермафии. И у него имеется номер моего мобильника? На помощь!
Софи подняла брови.
— Все это и в самом деле не слишком утешительно. Но ведь не доказано, что позвонивший вам тип действительно состоит в «Акта Фидеи»? Его имени в документах нет.
— Нет его имени? А что нам известно о его настоящем имени? В разговоре со мной он, конечно, назвался чужим именем…
— Да. Но пусть даже он член «Акта Фидеи»… разве это доказывает, что он и действует в качестве такового?
— В общем, мы не знаем ничего, — констатировал я.
— В общем, — поправила она меня, — мы знаем, что имеется некая связь между тайной вашего отца, «Бильдербергом» и возможным членом «Акта Фидеи».
— Немного…
— Это только начало.
Я вздохнул:
— Нам остается надеяться, что сегодня вечером мы найдем в подвале больше зацепок.
— Именно так, — подтвердила Софи, поднимаясь с места, — поэтому давайте-ка подготовим наш комплект образцового взломщика.
Я машинально двинулся следом за ней, но думал лишь о малоутешительных открытиях, к которым привела нас тайна моего отца. Я спрашивал себя, не лучше ли просто передать все это в руки жандармерии. Наверное, я бы так и сделал, если бы не Софи…