Завещаю вам жизнь.
Шрифт:
Хабекер медленно покачал головой.
— Я анализировал ее досье, господин советник. Само по себе пребывание Штраух в странах Восточной Европы еще ни о чем не говорит, хотя, если ее завербовали, то, конечно, еще в тридцатые годы. Может быть, в Чехословакии, а может быть, в Польше... Но среди ее польских знакомых нет врагов государства. А ее собственная работа тех лет может быть расценена лишь как положительная для рейха. Я просмотрел статьи Штраух. Тут все в порядке.
— Хм... Может быть, ее привлекли к работе уже здесь, в Берлине?
— Не представляю, кто бы это
— Может быть, привычка к комфорту, к роскоши и недостаток средств?
— У Штраух имелось небольшое состояние, господин советник. Она никогда особенно в средствах не нуждалась.
А шантаж на любовной почве? Она же собиралась замуж, а грешки наверняка были.
Думаю, это исключено. Предполагаемый любовник, этот доктор Хуберт, умер три года назад. Другие интимные связи Штраух неизвестны. А с нынешним женихом она знакома с тридцать девятого года.
— И три года не решалась выйти за него?
— К сожалению, этого не инкриминируешь.
Редер барабанил по столу пальцами с толстыми ногтями.
— Вы не думаете, что доктор Хуберт мог быть не просто любовником?.. Или что главная фигура здесь — нынешний жених, этот Карл Гауф?
— На Хуберта я послал запрос, — сказал Хабекер. — А Гауф... Правда, он католик, но- Выезжал из Германии только в оккупированную Голландию и в Словакию по служебным делам.
С родственниками и друзьями все в порядке. Служебная характеристика хорошая.
— Что он там делает в Министерстве иностранных дел?
— Ведает Словакией в отделе информации. Его словацкие встречи проверены. Ни с кем, кроме официальных лиц, отношений не поддерживал.
Редер выбросил на стол сжатые в кулак руки:
— И все же имя Штраух упомянуто в московской телеграмме!
— Да, господин советник, упомянуто, но ведь этого мало!.. Господин советник, я убедительно прошу держать меня в курсе всех показаний других арестованных!
— Само собой разумеется, Хабекер... Вы хотите спросить еще о чем-то?
— Да, господин советник... Скажите, господин советник, а не было ли сделано попытки дать ложную информацию Инге Штраух?
— Такая попытка была. Один из сотрудников министерства под большим секретом рассказал Гауфу о возможности посылки секретной миссии в Лондон.
— И?..
— К сожалению, ни в одной из перехваченных телеграмм этой информации для Москвы нет. Может быть, она еще появится.
Хабекер пригладил серые волосы, слабо улыбнулся:
— Если вы позволите, господин советник... Я думаю» что эта информация в эфир не пойдет.
— Почему?
— Я вспоминаю ваши слова, господин советник. Слова о том, что Инга Штраух — резидент, которого берегли на случай провала остальных. И если это так, ей незачем выходить в эфир до ареста группы Лаубе... Разрешите, я доскажу, господин советник?
Простая логика... Допустим, Штраух завербована еще в тридцатые годы. Ей дают задание войти в полное доверие видных лиц и ничего больше не предпринимать, пока она не получит определенного сигнала... Группа Лаубе все эти годы работает, давая достаточную информацию. Ингу Штраух берегут. Затем где-то летом сорок
Тогда они посылают телеграмму в Брюссель, дают приказ тамошнему резиденту немедленно выехать в Берлин и установить контакт с Лаубе, а в случае провала Лаубе — с Ингой Штраух, до сей поры глубоко законспирированной. Резидент, видимо, посетил Берлин, господин советник. Но он убедился, что Генрих Лаубе жив и здоров, что у него просто временно испортилась рация, и, оказав помощь этой группе, не стал связываться с Ингой Штраух. Ее опять оставили в резерве, господин советник! Я не вижу другого объяснения тому, что знаю.
Редер уставился на взволнованного следователя.
— В ваших рассуждениях что-то есть, — сказал Редер. — Определенно что-то есть, Хабекер. Может быть, и так... Но где гарантия, что у Штраух все же нет контактов с группой Лаубе? Где гарантия, что она тотчас же не сообщит в Москву о провале подполья?
— Такой гарантии, конечно, нет, — согласился Хабекер. — Но...
— Поэтому мы все же арестуем фрейлейн Штраух, твердо перебил Редер. — А над ее квартирой установим наблюдение? Если на квартире удастся задержать связного или радиста — это сразу даст вам в руки все козыри.
— Понимаю. Но у Штраух может оказаться совсем не та агентура, что у Лаубе.
— Не беспокойтесь. Все лица, так или иначе связанные со Штраух, уже взяты под наблюдение. Выезда из Германии никто из них до окончания процесса не получит. А тех, кто проявит нервозность, я пришлю к вам, Хабекер. Вас это устроит?
— Вполне, господин советник. Но у меня есть еще один план.
— Какой же именно?
Хабекер подергал себя за сустав указательного пальца левой руки:
— Все же телеграмма — страшная улика, господин советник. Она может потрясти фрейлейн Штраух. И если мы не ошибаемся, если она резервный резидент и до сих пор не принесла рейху никакого вреда, то может быть..
Редер поднял голову:
— То есть, вы думаете..
Я думаю, можно попытать счастья, господин советник. Если фрейлейн Штраух согласится, служба безопасности получит ценного двойника. А согласиться есть резон. Ведь можно сказать, что текста телеграммы вполне достаточно для вынесения смертного приговора...
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
Тихий, теплый сентябрьский день обещал закончиться непогодой.
К вечеру над редким кучинским леском начали вспухать черные, с пепельными краями тучи. На поселковые улочки несколько раз налетал вихрь. Он сотрясал забор, деревья и домики, срывал с дощатых сарайчиков толевые крыши, взметал их до вершин поселковых сосен, но вдруг утихал, ронял клочья толя на землю. Тучи стояли уже в полнеба.