Завет воды
Шрифт:
Букинист спускается с помоста, паучьи пальцы аккуратно касаются учебников, которые Филипос совсем недавно обернул крафтовой бумагой. Посылает слугу за чаем и приглашает юношу в отгороженный альков — его комнату для пуджи [166] .
— Тамби [167] , я верну тебе деньги полностью, не переживай. Но, айо, расскажи мне, что случилось? — спрашивает он, как только они усаживаются, скрестив ноги, друг против друга.
166
Обряд
167
Малыш, младший брат (тамил.).
Филипос не собирался откровенничать, но доброта этого легендарного книготорговца, друга всех студентов Мадраса, вдохновляет его. На лице Джаны последовательно сменяются понимание, возмущение, а затем печаль. Быть выслушанным — это уже целительно, так же как пить густой кирпично-красный очень сладкий чай с молоком и плавающими сверху жирными стручками кардамона.
— Отличный чай, скажу я тебе, — восклицает в конце концов Джана, чмокая губами. — Жизнь так устроена. Бывает крах, бывает успех. И никогда только успех. — Он делает паузу, чтобы подчеркнуть важность мысли. — Я хотел учиться. Отец умер. Катастрофа! Что делать? Я работаю! Сначала покупаю старые газеты и перепродаю их, а дальше и старые книги. И что теперь? Я сижу на знаниях! Читаю все и повсюду. Это лучше, чем образование. И говорю тебе — у тебя все получится! Никогда не сдавайся!
Катастрофы, да их у Филипоса было хоть отбавляй. Он хотел плавать по морям, как Измаил, но Недуг рано развеял эту мечту. Он сказал себе, что будет исследовать мир по суше, но вот он в Мадрасе, а уже рвется домой. Сокрушительное поражение он уже пережил. Как теперь может выглядеть успех? У Джанакирама есть ответ:
— Успех — это не деньги! Успех в том, чтобы всей душой любить то, что делаешь. Только это и есть успех!
В гостинице Мохан Наир ждал Филипоса с билетами на поезд, отходящий через неделю с небольшим.
— Это чудо, что удалось купить. Все перепугались, что японцы бомбят Цейлон. Поезда переполнены. Кстати, позволь-ка покажу тебе кое-что. — Он заводит Филипоса в комнатку за занавеской около стойки, где юноша с удивлением обнаруживает больше дюжины радиоприемников. — Я их продаю без лицензии. Никого не волновали лицензии до прошлой недели, до всех этих ужасов с японцами. Все теперь подозрительны. Ох, не должно быть никаких лицензий.
Поворотом ручки Наир включает голос, говорящий по-английски. Филипос инстинктивно кладет ладонь на приемник. И мгновенно оказывается внутри места, где рождается звук, он слышит его всем телом. Ручка вращается до оркестровой музыки.
— С радио, — уговаривает Наир, — весь мир приходит к твоему порогу. А дешевле ты нигде не найдешь.
На следующий день льет дождь, странное и долгожданное зрелище. Дороги затоплены. К вечеру в Мадрасе отключается электричество. Сумрачные интерьеры рынка Мур освещают только свечи и лампы, потому что электричества нет во всем городе. Филипос здесь, потому что ему не дает покоя мысль Наира про «весь мир приходит к твоему порогу». Может, я и возвращаюсь домой, но я не изгнанник. Пока у меня есть глаза, а с ними и литература — великая ложь, которая рассказывает правду, — мир в его самых героических и непристойных проявлениях всегда будет принадлежать мне. После покупки радиоприемника у него еще оставались деньги из возвращенных за обучение. Это деньги, которые мать копила на его образование; Филипос надеется, что она оценит, как он потратит их ровно с этой целью.
— Блестяще, друг мой! — радуется
Он подводит Филипоса к комплекту томов в синем переплете с золотым тиснением, аккуратно расставленным на трех полках в отдельном картонном шкафчике — очень красиво. На корешке каждого тома начертано: ГАРВАРДСКАЯ КЛАССИКА [168] . Джана читает фрагмент из первого тома:
— На одной лишь книжной полке длиной в пять футов уместится достаточно книг, чтобы стать достойной заменой гуманитарному образованию любому, кто будет читать их ревностно и самоотверженно, даже если сможет уделять этому занятию всего пятнадцать минут в день.
168
В начале ХХ века президент Гарвардского университета доктор Ч. Элиот начал издавать серию книг под общим названием «Пятифутовая книжная полка Элиота», позже переименованную в «Гарвардскую классику». В ней собраны лучшие произведения мировой литературы, по мнению автора серии.
Цена отпугивает Филипоса.
— Не волнуйся, — успокаивает Джана. — У меня найдутся такие же, но подержанные. И вообще, у меня есть претензии к выбору Гарварда. Недостаточно русских! Слишком много Эмерсона… Ты доверишь Джане выбор настоящей классики?
Филипос доверяет. Он покупает еще один сундук для своих сокровищ: Теккерей вместо Дарвина; Сервантес и Диккенс вместо Эмерсона. Харди, Флобер, Филдинг, Гиббонс, Достоевский, Толстой, Гоголь… Хотя он уже читал «Моби Дика» и «Историю Тома Джонса, подкидыша», но хочет иметь собственные экземпляры. «Том Джонс» — самая пикантная вещь, которую он читал в своей жизни. В качестве прощального подарка Джана вручает тома 14, 17 и 19 из «Энциклопедии Британника»: от HUS до ITA, от LOR до MEC и от MUN до ODD. Потрепаные тома пахнут белыми людьми, плесенью и кошками.
На полу в его комнате теперь красуются два сундука книг и перевязанная веревкой картонная коробка с радиоприемником из полированного красного дерева с ручками из искусственной слоновой кости. Его приобретения — единственное, что позволяет возвращаться домой с ощущением цели в жизни, а не позорного поражения. Филипос вовсе не отступает в Парамбиль П. О. и не бежит от большого мира. Он приносит этот мир к своему порогу.
глава 42
Поладить могут все
Пассажиры в купе уже давно заняли места, разложили багаж и вытащили свои подушки и игральные карты к тому времени, когда промокший, заляпанный грязью Филипос вваливается в вагон. Его носильщик расталкивает багаж других пассажиров, пытаясь найти место под лавками для двух сундуков и коробки с радиоприемником. Крупная дама в желтом сари, с ребенком на коленях, негодует, когда носильщик опрокидывает ее чемодан, и бранит его по-тамильски; носильщик не остается в долгу. Молодая женщина в темных очках и в платке, покрывающем волосы, разряжает обстановку, предложив поставить коробку и один сундук на верхнюю полку — ее полку — ровно в тот момент, когда поезд трогается.
В вагоне десять купе, в каждом купе по шесть пассажиров, по трое на лавке друг против друга. На ночь две полки над каждой скамьей опускаются, и скамейки тоже становятся спальными полками. Из соседних купе доносятся смех и радостные голоса. Но в его купе братства совместного путешествия поначалу не сложилось, и виноват в этом Филипос.
Он вытаскивает блокнот. На первой странице записаны аксиомы от Гурумурти. «Человек пишет, чтобы узнать, о чем он думает»; «Если слух нарушен, обоняние и зрение должны стать сверхострыми».