Завет воды
Шрифт:
— Так я здоров, сэр?
— Нет, — не поднимая головы от бумажек, бросает доктор. — Я сказал только, что проблема не связана с барабанными перепонками и слуховой косточкой — с костными структурами уха. Это мы могли бы вылечить. Проблема с нервом, который передает звук в мозг. У тебя невральная глухота. Распространенная вещь. Наследственная. Ты совсем молод еще, но так бывает.
— Сэр, а есть лекарство для лечения нервов…
— Следующий!
Следующая пациентка, тетка с красным грибообразным наростом, торчащим из ноздри, сталкивает своей задницей Филипоса с табурета, и санитар ведет его к другому доктору.
Вадивел
— ГУРУМУРТИ СААР!
— Да?.. А, да, добро пожаловать! — Доктор торопливо отодвигает бумаги и читает направление. — Студент колледжа, аах? О… как жаль. — И ему действительно жаль, в отличие от Сишайи, который едва заметил Филипоса. Пациенты Гурумурти, должно быть, очень глухи, потому что разговаривает он неестественно громко. — Не беспокойтесь! Мы вще проверим! И слуховой, и вестибулярный. Сделаем полную проверку вщего!
Тесты у Гурумурти посложнее, чем у Сишайи. С помощью звукового генератора выясняется, что Филипос слышит частоты, которых не улавливает сам Гурумурти, — у сурдолога слух еще хуже, чем у его пациента. Доктор использует целых два камертона, проверяет чувство равновесия, а под конец впрыскивает в каждое ухо ледяную воду, исследуя движение глаз Филипоса. Последнее действие вызывает дикое головокружение.
— Доктор Сишайя совершенно прав, — констатирует Гурумурти. — Простите, дружище. Это невральная глухота. Как у меня! Не задеты ни ушной канал, ни кости, но только нерв.
— Неужели ничего нельзя сделать? — Губы рефлекторно произносят вопрос. Мозг Филипоса все еще в шоке.
— Все можно сделать! Вы ведь уже делаете, просто пока не осознаете! Чтение по лицу! Этот термин точнее, чем «чтение по губам», потому что мы должны научиться воспринимать лицо целиком. Я покажу вам, как понимать этот мир, друг мой, не волнуйтесь! Я поделюсь с вами советами и некоторыми личными наблюдениями, опубликованными в буклете. Знаете, может, я и не врач, но сурдолог. А еще физик. Всего лишь бакалавр! Мадрасский университет!
— Да, я видел табличку на дверях.
— Аах, да. «Не аттестован», но однажды там появится «Диплом с отличием». — У него жизнерадостная улыбка человека, который очень часто проводит сам с собой духоподъемные беседы. — Видите ли, письменные экзамены я сдаю блестяще! — поясняет он, как будто бы Филипос спрашивал. Улыбка доктора сияет уже во все лицо. — Но каждый год на устном экзамене профессор Венкатачарья меня заваливает. Он просто шепчет вопросы — ну кто может их расслышать? В любом случае — если не до его кончины, то уж точно после — я сдам устный экзамен.
Следующие два часа Филипос проводит у Гурумурти. Сишайя, видимо, отправляет коллеге немногих пациентов, поэтому у Гурумурти масса времени и желания поделиться всем, что он знает.
Вернувшись в общежитие, Филипос собрал свои вещи, свернул матрас и снял со стены «картину», подаренную Малюткой Мол. Ее автопортрет запечатлел главное: улыбка от края до края плоского диска, изображающего ее лицо, и красная ленточка,
«Саткар Лодж» — это узкое пятиэтажное здание в лабиринте таких же, каждое из которых расположено всего в нескольких дюймах от соседнего. Мохана Наира, «человека, к которому обращаться в крайнем случае», нигде не видать. Заслышав треск радиоприемника, Филипос окликает. Из-за занавески позади стойки высовывается лицо, помятое, как старая карта. У Мохана Наира мутные и налитые кровью глаза, но зато дружелюбная улыбка трактирщика.
— Как там поживает старый козел? — спрашивает он, изучив рекомендательное письмо наставника. — Все еще носит часы «Фавр-Леба»? [164] Не спрашивай, как я их для него раздобыл. И по какой цене!
164
Одна из старейших швейцарских часовых марок.
Филипос сообщает, что ему нужна комната на две ночи «и билет на поезд до Кочина через три дня, если можно, пожалуйста». Он старается говорить уверенно, как человек, который знает, чего хочет, а не так, будто ему отрубили ноги.
— Аах, аах! — восклицает Наир. — Билет? Через три дня? А больше ничего? Может, ковер-самолет? Мууни, если встать в очередь на Центральном вокзале, то билетов не достать как минимум на два месяца вперед.
Сердце у Филипоса обрывается. Мохан Наир понимает его чувства.
— Но… давай прикинем, что можно сделать. — Подмигнув, он расплывается в улыбке, которая означает «с волками жить — по-волчьи выть».
На следующий день, прихватив недавно купленные учебники, Филипос выходит в город. Рынок Мур представляет собой грандиозный четырехугольный павильон из красного кирпича, больше всего напоминающий мечеть, но с лабиринтом внутренних переулков, заставленных прилавками. Визгливый голос орет прямо в ухо: «Подходите, мадам, лучшая цена!» Два скворца в клетке подзуживают угадать, кто же из них говорящий. Филипос отворачивается от продающихся здесь щенков, котят, кроликов, зайцев, черепах и даже детенышей шакалов. Едко пахнущая аммиаком зона уступает место секции, благоухающей газетной бумагой, типографской краской и книжными корешками. Это как вернуться домой.
Полки и заваленные книгами столы в «ДЖАНАКИРАМ, КНИГИ СТАРЫЕ И НОВЫЕ» разделены на отделы юриспруденции, медицины, естественных наук, бухгалтерского учета и гуманитарных знаний. Джанакирам восседает на возвышении, под самым потолочным вентилятором. Его очкам-половинкам недостает дужек, но они удобно устроились на горбинке прямо посередине носа.
— Т. Е. Торп [165] — это «Гита» и «Веды» с точки зрения экономии, — обращается он к юноше. — Зачем платить за Пристли, когда экзамены можно сдать с Торпом? — Его взгляд падает на Филипоса, потом на книги, которые тот держит.
165
Автор подробной биографии и описания научных трудов выдающегося английского естествоиспытателя Джозефа Пристли.