Заветы предательства
Шрифт:
— Меня восхищают упорные, генерал Раваллион, — продолжил Есугэй. — Вы настойчиво старались отыскать меня здесь. С самого начала вы действовали напористо.
Что это значит? Не ожидала, что грозовой пророк будет изучать меня. Но, подумав так, я тут же выругала себя: ты что же, действительно считала их дикарями?
— Мы знаем вас, — говорил дальше Таргутай. — Нам нравится то, что мы видим в вас. Но мне интересно, как много вы знаете о нас? Понимаете ли, во что ввязались, заимев дела с Белыми Шрамами?
В его улыбке впервые мелькнуло нечто, похожее на угрозу.
— Нет, — сказала я. — Но я могу
— Возможно.
Отвернувшись, Есугэй окинул взглядом закопченные окрестности. Он молчал, я почти не осмеливалась дышать. Мы стояли рядом, скованные безмолвием, под несущимися в вышине облаками.
Так прошло немало времени, прежде чем Таргутай заговорил вновь.
— Некоторые проблемы сложны, большинство — нет, — произнес он. — Хан дает немного аудиенций. Почему? Мало кто просит.
Он повернулся обратно ко мне.
— Посмотрим, что я смогу сделать. Не покидайте Улланор. Будут хорошие вести — найду способ связаться с вами.
— Спасибо вам, — сказала я, пытаясь скрыть облегчение.
Грозовой пророк почти снисходительно взглянул на меня.
— Еще рано благодарить, — возразил он. — Я же только сказал, что попробую.
В его золотых глазах отплясывали искорки глубокого яростного веселья.
— Говорят, что он неуловимый. Вы часто будете слышать такое. Но внемлите: он не неуловимый, он всегда в центре. Где он — там центр. Будет казаться, что он разорвал круг, отошел к самому краю, но в самый последний момент вы увидите, что мир явился туда за ним, а он ждал этого с самого начала. Понимаете меня?
Я встретила его взгляд.
— Нет, хан Таргутай Есугэй из задын арга, — ответила я, придерживаясь правила о честности и надеясь, что не перепутала титулы. — Но я могу научиться.
III. ТАРГУТАЙ ЕСУГЭЙ
Тогда мне было шестнадцать лет. Но чогорийских лет, а они коротки. Родись я на Терре, мне было бы двенадцать.
Иногда мне думается, что наш мир вынуждает нас вырастать поспешнее: времена года стремительно теснят друг друга, и мы быстро учимся выживать. На высоком Алтаке погода очень неустойчива, мороз внезапно сменяется палящим солнцем, и поэтому тебе нужны проворные ноги. Ты должен понимать, как охотиться, как находить пищу, как отыскивать или строить укрытия. Обязан разбираться в запутанных, изменчивых взаимоотношениях множества кланов и народов.
Но, возможно, мы росли недостаточно быстро. После того как Повелитель Человечества явился пред нами, мы обнаружили, что сильны своей воинской наукой, основанной на скорости и мастерстве бойца. Тогда нам не хватило терпения поразмыслить о наших слабостях. На них указали нам другие, и к тому времени уже поздно было что-то менять.
До Его прилета я не ведал, что есть другие планеты, населенные другими людьми с другими обычаями и нравами. Я знал лишь одно небо и одну землю, и оба они казались мне бесконечными и вечными. Теперь, когда я видел другие земли и выступал на войну под диковинными небесами, мне часто вспоминается Чогорис. Он умалился в моем воображении, но стал еще более драгоценным. Я хочу вернуться туда. Мне неизвестно, будет ли это когда-нибудь возможно.
Минуло больше века с тех пор, как я был ребенком. Мне стоило проявить большую мудрость, отказаться от воспоминаний, но никому не дано отрешиться от своего детства. Оно вечно остается с нами, шепчет нам, напоминает о путях,
Мне следует быть мудрее и не слушать, но я поступаю наоборот. Кто же не внемлет голосу своей памяти?
Тогда я был одинок. Удалился на хребет Улаава, где бродил по горным тропам. Вершины там невысоки, не то, что на Фенрисе или Квавалоне. Они не так величественны, как Хум-Карта, где много лет спустя возвели нашу крепость-монастырь. Улаав — древняя гряда, источенная за тысячелетия ветрами, что дуют над Алтаком. Летом всадник может взобраться на ее пики, не покидая седла; зимой лишь беркуты и духи выдерживают ее лютый мороз.
Меня отправил туда хан. В те дни мы постоянно вели войны, или между собой, или против армий кидани, [4] и мальчик с золотыми глазами стал бы завидным трофеем для любой из сторон.
Позже я прочел истории этих конфликтов в изложении имперских летописцев. Не без труда, поскольку, к стыду своему, так и не выучил их язык на должном уровне. Многие в легионе столкнулись с теми же трудностями. Возможно, причина в том, что хорчин и готик слишком отдалились друг от друга, стали непростыми для усвоения. А возможно, в том, что мы и Империум с самого начала стремились к разным целям.
4
Кидани (китаи) — кочевые монгольские племена, в древности населявшие территорию современной Внутренней Монголии, Монголии и Маньчжурии.
Так или иначе, эти летописцы сообщали о местах, про которые я никогда не слышал, и о людях, что никогда не существовали, вроде «великого князя Мундус Планус». Не знаю, откуда они взяли подобные имена. Когда мы сражались с кидани, то называли их императора по его титулу — каганом, ханом ханов, и понятия не имели, как звучит его родовое имя. Позже, впрочем, я отыскал его — Кетугу Суого. У нас мало собственных архивов, поэтому такие знания не распространены. Вероятно, я один из немногих, кому известно, как звали Суого, и, когда я умру, его имя сгинет со мной.
Имеет ли это значение? Важно ли, что мы якобы сражались с человеком, который никогда не жил на планете, о которой я никогда не слышал? Думаю, да. Имена значимы; история значима.
Символы значимы.
Я шел один, поскольку так было нужно. Хан не послал бы в горы столь драгоценную вещь, как я, если бы это зависело от него. Будь его воля, он отправил бы со мной бойцов своего кэшика и связал бы их клятвой защищать меня. Враги ведь могли узнать о моей уязвимости и попытаться выкрасть в пути.
К сожалению для хана, Испытание Небес не проходили толпой. На Чогорисе у нас были странные, застенчивые боги: они являлись лишь одиноким душам и только там, где земля возносилась навстречу бесконечному небу, где завеса между мирами грозно истончалась.
Поэтому, даже зная о поджидающих меня опасностях, воины хана остались у подножия гряды, и я взбирался на вершины без сопровождения. Начав подъем, я не имел права оборачиваться. Ветер уже обжигал меня холодом, задувая под грубый кафтан и покусывая кожу. По пути наверх я дрожал, обхватывал себя руками и пригибал голову.