Заветы предательства

Райт Крис

«Пей», — сказали они мне.

Я поглядел на чашку в левой горсти. Жидкость внутри была горячей, возле краев скопилась пена. Меня внезапно охватила жажда, и я начал подносить сосуд ко рту трясущейся рукой.

Но остановился на полпути, хотя и понимал, что в чашке находится нечто важное. Я боролся сам с собою.

«Пей», — сказали они мне.

Разобрав тон их приказа, я помедлил. Мне было неясно, зачем они требуют от меня так поступить.

И тогда я увидел Его.

Он появился с другой стороны и тоже выглядел примерно как человек, но был окружен сияющим ореолом, в котором терялись отдельные черты. Мне не удалось разобрать Его лица. Он приближался ко мне, и я понимал, не зная как, что Он явился из очень, очень дальней дали.

Он не стал приказывать мне, но в остальном походил на четырех звериных существ. Между ними была некая связь, которую я чувствовал, но не мог определить. И Четверо боялись Его. Мне стало ясно, что, выпив из чашки, я отвергну Его; если же не выпью, то отвергну их.

Все так и оставалось на протяжении многих мыслей. Человек, озаренный светом, шел в мою сторону, но словно бы не приближался ни на шаг. Четверо указывали на меня.

«Пей», — сказали они мне.

Я поднес чашку к губам. Сделал глоток. У жидкости оказался сложный вкус: поначалу сладкий, затем горький. Я чувствовал, как она проскальзывает мне в глотку, горячая и животворная. Стоило начать, как я ощутил желание пить дальше. Мне больше всего на свете захотелось опустошить сосуд, выхлебать все до последней капли.

«Пей», — сказали они мне.

Но после первого глотка я убрал чашку, осторожно присел и поставил ее на землю перед собой. Как ни старался, все равно немного пролил и испачкал пальцы. Затем я отступил на шаг.

Поклонился Четверым, так как не желал оскорбить их. И заговорил, не зная, откуда пришли мои слова.

— Вежливо будет отпить немного, — произнес я. — Этого нам достаточно.

Четверо опустили руки. Больше они не приказывали мне. Человек перестал идти, остановился там же, где я впервые заметил его.

Я почувствовал, что разочаровал их всех. Хотя, возможно, Его я разочаровал меньше, чем остальных.

Видение начало рассеиваться, и я ощутил, как твердый осязаемый мир возвращается на привычное место. По залитой солнцем степи пошли круги, как на воде, и я различил темные провалы под нею.

Мне хотелось остаться. Я знал, что возвращение в мир пяти чувств будет болезненным.

Снова взглянув на человека, я попытался разобрать черты Его лица до того, как перестану грезить.

Увидел я только свет, что блистал и вертелся вокруг ярчайшего ядра. В нем не было тепла, одно лишь сияние. Он казался холодным солнцем.

Но, когда Его свет исчез, я испытал чувство потери.

Проснувшись, на сей раз по-настоящему, я затрясся от холода. Руки и ноги покраснели, как сырое мясо, и тупо ныли. Когда попробовал встать, суставы пронзила острая боль. Саднило все тело, казалось, что меня освежевали.

Уже

рассвело, степь подо мной затянул молочно-белый туман. Над равниной стремительно несся птичий клин — все наши конные воины передвигались в таком же строю. Сквозь мглу поднимались бледные струйки дыма, последние напоминания о кострах, что пылали в ночи.

Я заставил себя подняться, и через некоторое время муки немного ослабли. Попрыгал, помахал руками, чтобы разработать локти и колени. Упражнения помогли: хотя я по-прежнему сильно мерз, кровь снова побежала по жилам.

Видения не забылись, и я понимал, в чем их смысл. Уйг, старый задын арга нашего хана, предупредил меня об этих грезах. Они и были Испытанием Небес — явившись однажды, видения больше не покидали тебя.

Не знал, как отнестись к этому. С одной стороны, подтвердился мой дар, в который я всегда верил. С другой — успех предрекал мне одиночество.

Задын арга не является воином. Он не странствует по равнинам в лакированной броне, сражаясь за своего хана. Он ведет одинокую жизнь, не покидает геры, его все время охраняют и заставляют гадать по смрадным кишкам или звездам. У задына арга почетная служба, но не самая почетная. А я, как и все мальчишки племени, мечтал скакать по степи, нести войну врагам моих братьев и моего правителя.

Пока я дрожал там, на склоне Улаава, и смотрел, как туман рассеивается над просторами внизу, мне пришло в голову рассказать своим, что я провалил испытание. Что мои золотые глаза оказались всего лишь странным безвредным отклонением.

Я даже вообразил, что увиденное мною было обычным сном, какие случаются у каждого. Попытался заставить себя поверить в это.

А потом взглянул на свои ладони. На кончиках пальцев остались красные пятна.

Не желая смотреть на них, я втянул кисти в рукава кафтана и побрел назад той же дорогой, что и поднимался сюда.

Той ночью я превратился из одного создания в другое. Моя жизнь коренным образом изменилась, и за последующие тяжелые годы я постепенно осознал, насколько. Тогда, впрочем, никаких перемен не ощущалось. Я был еще ребенком и ничего не понимал в силах, что пробудились внутри меня.

Даже сейчас, больше века спустя, я в этом смысле остаюсь ребенком. Как и все мы, имеющие дар: мы знаем очень мало, наше зрение очень ограниченно.

И в том наше великое проклятие и великое благословение. Ведь если бы мы знали больше и видели более совершенно, то обязательно сошли бы с ума.

Спускался я дольше, чем забирался наверх. Часто спотыкался из-за онемевших ног, поскальзывался и катился вниз по каменистым осыпям. Потом, когда солнце полностью взошло, зашагал увереннее. Добравшись почти до самого низа, в устье долины, по которой поднимался днем ранее, я замер.