Заветы предательства
Шрифт:
Что на это мог ответить Марк? Никто, кроме Пелона, не знал о его снах, и Марк не собирался раскрывать свои секреты перед всей армией.
— Простая предусмотрительность, брат, только и всего. Тебе нужна помощь?
— Нет, вице-цезарь. Титаны и танки уже теснят врага назад. Хвала предусмотрительности, а?
— Да, что-то вроде того.
Усталый, но довольный победой, Марк плюхнулся на свою кровать. Часы показывали за полночь, в городе еще продолжались бои, но он уже мог оставить зачистку другим. Также он получил от Бранна сообщение, что
— Хотите раздеться, вице-цезарь?
Марк не заметил Пелона, который терпеливо ждал возвращения господина. Денщик стоял возле кровати, и Марк сел и скинул с плеч китель.
— Одну секунду, Пелон, — сказал он, когда слуга повернулся к шкафу.
— Да, господин?
— Эти твои письмена. Они все еще у тебя?
— Да, вице-цезарь, — Пелон сник. — Прошу меня простить. Вы хотите, чтобы я избавился от них?
— Нет, не сейчас, — тихо сказал Марк.
Он вспоминал события минувшего дня и думал, что ему нужно обрести надежду. Он больше не мог просто жить от битвы до битвы. Если не враг убьет его, то поглотит пустота внутри. Молниевое поле, варп-ракета и, что самое главное, вражеская контратака — все это бередило его мысли.
— Дай мне посмотреть.
Пелон сунул руку в карман и, выудив оттуда связку текстов, после секундной паузы вручил их своему хозяину. Потягивая пальцами мочку уха, вице-цезарь начал шепотом читать:
«Возлюби Императора, ибо Он есть спасение рода человеческого.
Повинуйся словам Его, ибо Он ведет нас к свету будущего.
Внемли мудрости Его, ибо Он защищает нас от зла.
Возноси молитвы Ему, ибо спасут они душу твою.
Почитай слуг Его, ибо они говорят Его голосом.
Трепещи пред величием Его, ибо все мы живем в Его бессмертной тени…»
ГРЭМ МАКНИЛЛ
ЛЮЦИЙ. ВЕЧНЫЙ КЛИНОК
Люций шагал под небом, разорванным штормами. Он умер под похожими небесами, в разрушенном храме далеко от этого мира, которому Шестнадцатый легион дал удручающе банальное название «Планета колдунов».
После апофеоза Фулгрима на Йидрисе среди Детей Императора произошел раскол: одни последовали за примархом, отвечая на зов Магистра войны, другие же захватили корабли легиона, чтобы вести войну самостоятельно.
Люция же еще с Йидриса не покидало мрачное настроение. Он умер, но не это его тяготило.
Он потерпел поражение.
Ворон по имени Никона Шарроукин сумел убить его, но не испытал удовольствия от невозможной победы. Это терзало Люция. Причиняло ему боль.
Люций не знал, что вернуло его к жизни: вмешательство какой-то высшей силы или безумные эксперименты Фабия, но не испытывал желания узнать. Он должен был доказать, в первую очередь самому себе, что он — великий мечник Люций, которому нет равных в искусстве фехтования.
Люций впервые услышал о Санахте от Хатхора Маата — легионера,
Люций не знал, кто такие Корвиды, но готов был поспорить, что они не учли его в своих видениях. И потому он бросил свой легион — если то никчемное сборище, которое Фулгрим оставил, еще можно было так назвать, — и отправился на поиски этого Санахта.
У мира, ставшего новым домом Алого Короля, была одна неизменная черта, нравящаяся Люцию: здесь ничто не было неизменным. Казалось, что он шел уже целую вечность, но цель не становилась ближе. Порой башня Санахта размерами походила на транспортный корабль и висела над стеклянной равниной, которая отражала небо — но не то, что наверху. А иногда она вырастала из гор вдали, превращаясь в сталагмит таких немыслимых размеров, что сама начинала походить на гору.
Но она всегда была перед глазами, дразня его, заставляя идти вперед.
Сейчас она выглядела как изящный каннелированный минарет из слоновой кости и перламутра с куполом, охваченным серебристым огнем. Она стояла посреди густого леса из деревьев, корчившихся и испускавших болезненное сияние. Живой огонь прыгал с ветки на ветку, радостно хихикал, как ребенок, а сам лес то рос, то отступал, перекрывая ему путь.
— Что, боишься меня? — прокричал Люций, и в ответ голубоватый огонь на вершине башни вспыхнул ярче.
Он обнажил меч с ярко-серебряным клинком, когда-то подаренный ему примархом. Меч был слишком благородным оружием для рубки леса, но выхода не было.
Люций ломал стеклянные деревья, с каждым взмахом раскалывая светящиеся стволы на куски. Он пробивал себе путь все глубже в сверкающий лес, а рассеченные ветви срастались за его спиной со звуком бьющихся окон, обращенным вспять. Мечущиеся всполохи недовольно завизжали, однако Люций не обратил на них внимания. Тогда они бросились на него, пытаясь обжечь, но Люций снял с пояса шипастый хлыст, позаимствованный у Калимоса, замахнулся, и они с воплями метнулись прочь, подальше от мучительных ударов.
К этому моменту лес раздвинулся, и башня Санахта оказалась прямо перед ним. Вблизи стали видны вены яркого, как ртуть, пламени, которые пронизывали башню, словно живое существо.
Перед башней, в дуэльном круге из разровненного песка, стоял воин в алых доспехах. На его поясе висели парные мечи: один с навершием в форме черной шакальей головы, другой — белой соколиной. Оба представляли собой хопеши с крюками на концах и причудливыми изгибами. Их вид вызвал у Люция радостное предвкушение.
Всегда интересно сразиться против нового меча.
— Я слышал, ты ищешь боя со мной, Люций, — произнес воин, чье лицо скрывал шлем с посеребренными гребнем и лицевой пластиной.
— Ты Санахт?
— Да, Санахт из Атанейцев.
— Значит, я ищу с тобой боя.
— Ты хочешь умереть?
Люций рассмеялся:
— Один раз я уже попробовал и повторять не собираюсь.
Санахт снял шлем, за которым обнаружились коротко подстриженные пепельно-русые волосы и молодое лицо — такое невинно-красивое, что Люцию немедленно захотелось его уничтожить.