Заветы предательства
Шрифт:
— Благородный Каэлок, ты тоже откажешься от такой чести?
Каэлок вытягивается в струнку:
— Вам нужны их головы или их языки?
За маской, изображающей мертвое лицо, Курта Седд улыбается.
Горячий ветер проносится по выжженным руинам города. Солнечная вспышка оставила позади себя пожары. Некоторые незначительны и лишь опаляют обочины дорог или освещают взорванные дома изнутри, словно крошечные траурные свечи. Другие огромны и охватывают целые районы, оставляя за собой слой
Тиэль вглядывается в горизонт, потом смотрит на Рауда.
— Меркий, южный округ. Смотрите, вон та статуя принадлежала важному лицу.
До пожаров, до того как Веридия превратила Калт в безводную пустошь, были еще северный, восточный и западный округа. Здесь занимались земледелием в промышленных масштабах. Заботливо взращиваемые леса лиан, окаймленные деревьями проспекты, огромные купола, образуемые растениями — все это теперь стало прахом и золой. Больше пятидесяти тысяч рабочих — и теперь их оплакивает лишь разрушенный памятник.
Тиэль знает Меркий — и знает о тех, кто владел этими землями. Прежде чем вернуться на поверхность, он собрал детальные данные обо всех основных городах и районах Калта. Сейчас это лишь исторические документы, описывающие уничтоженный мир.
Рауд кашляет в маске, визор запотел от дыхания.
— Ты ранен, солдат?
— Я в порядке, сэр.
Тиэль на секунду задерживает на нем взгляд, потом снова рассматривает руины.
— Тогда держись настороже. Там, в тени, может оказаться все, что угодно.
Рауд хмурится:
— Да какой человек тут сможет уцелеть?
— Нам стоит беспокоиться не из-за людей.
С самого момента прибытия в Меркий они не видели ни души. Трупы — точнее, обугленные почерневшие кости, которыми повсюду усеяна земля, — не считаются.
Тиэль шагает медленно. Он распорядился, чтобы Рауд держался позади примерно в двадцати шагах. Он присматривается к каждой тени, каждой трещине, которые становятся все глубже.
Он молча поднимает сжатый кулак.
Рауд тут же останавливается. Он смотрит вперед и понимает, что привлекло внимание Ультрамарина.
Бронемашина, а именно — «Носорог» Тринадцатого легиона, — перегородила дорогу.
— Стой тут, — потрескивает голос Тиэля в воксе, вделанном в защитный костюм Рауда.
Ультрамарин идет дальше один, держа обеими руками болтер на уровне талии. В туннеле с него немного толку, но тут, на открытом пространстве, он может пригодиться. Пистолет остался в кобуре, меч в ножнах, боевой нож на колене, электромагнитный двуручный меч по-прежнему на спине.
Радиация мешает работать его автосенсорам, но внутренний хронометр отсчитывает время до предсказуемой следующей солнечной вспышки. Он едва ли может себе позволить роскошь быть осторожным, но и беспечность может обойтись слишком дорого.
Дойдя до боевой машины, Тиэль замечает, что задний люк открыт. Держа перед собой болтер, он шагает внутрь. Имеются некоторые повреждения от огня, но внутри
Тиэль уже видел такие раны.
— Это не от клинка.
Крик снаружи настораживает его. Он бежит на голос Рауда.
— Там, наверху…
Солдат показывает, тыча дулом лазгана, словно пальцем.
Тиэль смотрит — статуя, похожая на церковную горгулью, присела, кутаясь в крылья, на остатки башни.
Рауд обеспокоен, но не опускает оружия.
— Что это за штука?
— Был — демон. Сейчас просто оболочка.
Словно в подтверждение этого сильный порыв ветра обращает статую в хлопья золы.
Наконец Рауд опускает лазган, но все еще смотрит на две когтистые лапы, оставшиеся на разрушенной башне.
— Что с ними стало?
Тиэль пожимает плечами:
— Завеса снова стала плотнее, полагаю. Демоны ушли вместе с ней. Им трудно удержаться в мире смертных. На Калте больше не осталось настоящих демонов.
Рауд встречается с ним взглядом:
— Откуда вы знаете?
— А ты что, видел их?
— Нет.
— Теперь остались лишь Освободившиеся…
Тиэль выдыхает, долго и сипло, и опирается на танк. Из швов его брони сочится что-то темное.
Рауд видит это.
— У вас кровь…
— Я едва держусь на ногах. Помоги залезть в танк.
Вместе они забираются внутрь. Тиэль приваливается к стене и тяжело дышит.
— Что мне делать? — спрашивает Рауд.
— Оставайся здесь. Если на нас охотятся, то в этой развалине могут и не заметить, но на открытом месте убьют. Я сейчас приду в себя, уже скоро…
Сквозь забрало слышно, как он шипит от боли.
— Остается надеяться, что я быстро приду в себя, — до солнечной вспышки осталось не так много.
Рауд хмурится:
— А с практической точки зрения?
Тиэль смеется над его попыткой съязвить.
— Расскажите, как вы жили на Калте, солдат. Напомните мне, за что мы сражались, после того как нас предали.
Рауд пожимает плечами, глядя в землю:
— Да что там рассказывать. Я был фермером, работал на Воллардских лугах и убирал зерно на корм скоту. — Он молчит, рассеянно перебирая застежки костюма. — Убил надсмотрщика, когда он полез к моей жене. Выстрелом в сердце — он умер сразу.
Тиэль откидывает голову назад, касаясь металлической стены. Он снова болезненно вздыхает.
— Вас осудили за убийство.
Рауд кивает.
— У меня не было доказательств. Я был рабочий, он — надсмотрщик.
Голос его меняется от горечи воспоминаний и потерь. Тиэль его понимает.
— Там остались жена и маленькая дочка. Они умерли еще до войны — полагаю, так лучше. Я думал, погибну в клетке, но вместо этого меня призвали на службу. Осудили, если хотите. — Рауд показывает на шлем Тиэля. — Примерно как вас.