Зависимы сейчас
Шрифт:
Лили никогда не называет её по имени, всегда обращаясь к ней как к «доктору Бэннинг», но если мне придется раскрыть перед кем-то свои личные чувства, я не хочу вести себя так, будто она совершенно незнакомый человек.
— Итак, Эллисон... — я смотрю, как она скрещивает лодыжки и сосредотачивает все своё внимание на мне. Неудивительно, что она понравилась Роуз. — У вас много сексуально зависимых, алкогольных пар?
— Вы у меня первые.
— Шокирующе.
Лили пихает меня локтем в бок, и я не могу понять, из-за моего сарказма или из-за того,
— Почему бы вам не рассказать мне, как все прошло с тех пор, как вы переехали домой? — спрашивает меня Эллисон.
— О сексе или вообще?
Лили становится ярко-красной и сжимается на своём месте. Мне удобнее говорить о сексе, не потому что у меня есть член или потому что она стесняется — хотя она вроде как стесняется, — а потому что я не зависимый от секса. Мне не стыдно за него. А ей — да.
Я поднимаю руку к её плечам, и она немного прижимается к моему телу, расслабляясь ещё больше.
— Либо об одном, либо о другом, — говорит мне Эллисон. Теперь ее глаза мелькают между мной и Лили с пристальным вниманием. Она определенно собирается разбирать каждое наше движение. — Решайте сами.
Лили открывает рот, но я специально прерываю ее. Не хочу, чтобы она уклонялась от темы.
— У нас был секс несколько дней назад, — признаюсь я.
Объяснять свою неспособность быть с Лили, не возбуждая ее, — ну, это все равно что идти по зыбучим пескам. Поэтому я намеренно говорю коротко, прямо и по существу. Ей не нужно знать грязные подробности.
Например, что она не смогла дождаться ночи. Что через час мне пришлось отрывать себя от нее, чтобы остановиться. Она была удовлетворена, но с Лили это сиюминутное удовлетворение. Оно уходит в ту же секунду, когда она снова хочет испытать оргазм. Я хотел трахать её так же сильно, как она хотела, чтобы её трахали, но мне пришлось наблюдать, как её лицо померкло, когда она поняла, что всё закончилось.
Впервые я смотрю на большую картину — на будущее — но, Господи, никто никогда не упоминал о том, что мне придется вытерпеть предварительную боль, чтобы добраться туда.
— У вас был секс несколько дней назад, — повторила Эллисон. — Что именно произошло?
— Я ввел свой пенис в её влагалище.
Стыд и раскаяние плавают черной смолой в моей груди. Мой фильтр постоянно барахлит. Думаю, мой отец, должно быть, сломал его однажды ночью. Но не кулаками. Он слишком цивилизованный для этого.
Лили смеется, и мне становится немного легче.
— Не анатомически, — уточняет Эллисон. — У вас был только миссионерский секс? Как долго это длилось? В какое время дня? И как все закончилось? Что вы чувствовал после этого?
Так много, блядь, вопросов, но я отвечаю на них по одному.
— Только миссионерский. Было около семи часов вечера.
Лили сразу же краснеет, вспоминая время.
Мои глаза сужаются, прекрасно понимая, что я только что попался из-за способности Лил
— Будет лучше, если вы не будете врать, — говорит мне Эллисон.
— Было около трех, — говорю я, пожимая плечами. — Она не могла ждать дольше, но продержалась, пока мы не вернулись домой.
Эллисон кивает.
— Очень хорошо, Лили.
Она немного светлеет от комплимента, и я сжимаю её плечо, понимая, что мои слова не имеют такой же силы, как слова её терапевта. Услышать от профессионала: «Ты молодец», должно быть, облегчение.
Я не знаю, правда. Несмотря на то, что я многому научился, большинство людей в реабилитационном центре хотели, чтобы я уехал оттуда. А мой терапевт пялился на меня так, будто я — долбоёб мирового уровня. А Райк — ну, комплименты от него многого не стоят. Он пытается загладить свою вину за то, что его не было в моей жизни, за то, что он оставил меня одного с отцом, который, как он знал, занимает низкое место в рейтинге лучших отцов в мире.
— И что случилось потом? — спрашивает Эллисон.
— Я отстранился от неё, — говорю я, — но она пыталась продолжить. В итоге я просто обнимал её, пока она не заснула.
Недолгое счастье в глазах Лили начинает гаснуть, сменяясь молчаливым унижением.
— Вы не заснули вместе с ней?
Я хмурюсь.
— Какая разница, заснул я или нет?
Не понимаю, как это относится к Лили. Я ерзаю на своем месте, и Лили обращает свое внимание на меня. Мне это совсем не нравится.
— У Вас тоже есть проблема, — говорит Эллисон, — и Ваша зависимость повлияет на неё. Уже повлияла.
Я прерываю её.
— Я понимаю. Я должен держаться от неё подальше. Должен попрощаться и дать ей шанс на борьбу.
Глаза Лили расширяются, и она сжимает мою футболку между бледными пальцами.
Даже мысль о том, чтобы отпустить её, вызывает боль в моем нутре. Никто не знает меня так, как Лили Кэллоуэй. Она мой лучший друг, и без нее — Боже, какой в этом смысл?
— Нет, — категорично заявляет Эллисон. — Я хотела сказать, что я тоже здесь ради Вас, Ло. Ваше выздоровление совпадает с выздоровлением Лили. Чтобы она была здорова, Вы тоже должны быть здоровы, — она делает паузу, лишь раз взглянув на свой блокнот. — Не думаю, что разлука — это правильное действие. Без моногамных отношений Лили может вернуться к своей старой рутине, лучше всего укреплять уже существующую, а не разрушать её.
Я киваю, её слова медленно проникают в душу. Я жду облегчения, но оно едва наступает. Мне кажется, что все мое счастье погребено под муками того, что должно произойти.
— Итак, — снова начинает она, — почему Вы не заснули с ней?
Я облизываю губы, с большей готовностью очищая свои мысли теперь, когда я знаю, что она на нашей стороне.
— В последнее время мне очень трудно заснуть. Мне требуется больше времени, чем Лили.
Моя нога слегка подрагивает, и Лили прижимает руку к моему колену, чтобы дать мне столь необходимый комфорт, хотя сейчас я предпочел бы быть её скалой.