Зависть
Шрифт:
Из светской хроники Нью-Йорка в «Уорлд газетт», пятница, 16 февраля 1900 года
К пяти часам в Палм-Бич начало темнеть, хотя влажный воздух оставался обжигающе горячим. Гости отеля «Ройял Поинсиана» переоделись в четвертый раз за день и собирались в «Коконат-Гроув» выпить чая с покрытым кокосовой стружкой тортом. Спокойствие царило на территории отеля, где два человека, которые одевались отдельно друг от друга, но думали об одном и том же, теперь прогуливались под сенью деревьев. Высоко над их головами пальмовые листья шелестели, словно огромные крылья доисторических птиц, а пение канареек лишь подчеркивало молчание. Под ногами
— Я рад, что ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы выйти на прогулку, — произнес Тедди Каттинг. Как и его спутница, он был в костюме из простого белого полотна. Застегнутая на пуговицы рубашка была заправлена в слаксы, а единственным украшением служили золотые запонки на манжетах. Элизабет нарядилась в белую приталенную рубашку и юбку, а на шее едва заметно поблескивала золотая цепочка с крестиком.
— И я тоже, — ответила она с легким оттенком благовоспитанного смущения в голосе.
До сегодняшнего дня она вовсе не являлась душой компании, но надеялась помочь сестре больше, чем доселе была способна. Слабость, которую она ощущала в поезде, по прибытию не прошла, что весьма удивило Элизабет, поскольку до этого близость моря всегда её успокаивала. Но и в этот раз к вечеру легкий ветерок сделал своё дело.
— Я такая скучная! — воскликнула она, вымученно пытаясь рассмеяться. — Думаю, что уже довольно давно сама не своя.
— Понимаю, у тебя был ужасный год, — вежливо заметил Тедди в полном соответствии с данным ему воспитанием. Он изучал Элизабет серьезным взглядом серых глаз, и она видела, что он хочет что-то добавить, но не знает, как это сделать. — Прости, что мы не могли поговорить так, как раньше. Наверное, я был тебе не очень хорошим другом.
— О, Тедди! — Элизабет сама удивилась своему неподдельно звонкому смеху. Почему-то она могла вести себя только так, когда слышала столь прямолинейные высказывания по поводу недавних событий. — Год был тяжелым. Но ты, как всегда, вел себя как истинный джентльмен.
Тедди покачал головой и посмотрел вверх на свод зелени над ними.
— Это никому не принесло пользы, верно?
Они немного прошли вперед в молчании. Элизабет гадала, что он имел в виду, и не стоит ли спросить его об этом.
— Пока вы были помолвлены с Генри… — начал он, но не смог закончить фразу.
На его лице отразилась боль, и глядя на Тедди, Элизабет поразилась его внешнему сходству со своим бывшим женихом и тому, как по-разному их воспринимали. Ведь Тедди тоже был высок, а в чертах его лица читались благородство и высокородное происхождение. Но на лице Генри вечно присутствовала лёгкая плотоядность, а в Тедди чувствовалась преданность. Элизабет вспомнила, каким хорошим другом он был когда-то, и хотя пытался флиртовать с ней и расточать похвалы её красоте, но затрагивал и философские темы, над которыми долго размышлял во время обучения в Колумбийском университете, и всегда интересовался её мнением. Когда её отец скончался, Тедди часто приглашал Элизабет на прогулки в карете по парку и терпеливо сидел рядом с ней, никогда не порываясь начать разговор.
— Я знал, что вы не подходили друг другу, — наконец произнес он. — Мне стоило что-то с этим сделать.
— А что бы ты мог сделать? — беспечно отозвалась Элизабет. — В конце концов, я приняла его предложение, и знала, что к чему.
Тедди сцепил руки за спиной и посмотрел на спутницу.
— Ты никогда его не любила? — с внезапной серьезностью спросил он.
— Ни для кого не секрет, что моя семья переживает тяжелые времена, — осторожно заговорила Элизабет, обдумывая каждое слово, прежде чем его произнести. —
— Генри мне друг, но я рад, что вы не поженились. Я боялся, что для тебя это станет браком без любви. Не то, чтобы я считаю будто в твоих… мытарствах было что-то хорошее, — Тедди заговорил прерывистым голосом, словно понял, что своими словами неожиданно вторгся в запретные воды и теперь потрясен открывшимся видом. Когда он вновь вернулся к рутинному светскому тону, Элизабет почувствовала прилив грусти. — Надеюсь, ты не посчитала, что я вмешиваюсь в твои личные дела.
— О, нет. По правде говоря… — Элизабет внезапно захотела признаться ему во всем. И хотя она знала, что когда-то Тедди любил её и поверил газетной лжи о её «спасении», почему-то Элизабет чувствовала, что он поймет историю с Уиллом и всеми преградами, которые ей пришлось преодолеть, чтобы быть с ним. — Прошлой осенью, когда я была… похищена… На самом деле все было не совсем так… — Элизабет глянула на Тедди, который смотрел на неё с выражением доброты и участия на лице, и запнулась. Она хотела признаться ему во всём, но на плечи вдруг обрушился весь груз совершенного ею обмана, и воспитание взяло верх. Теперь она снова вела себя пристойно. — Когда-нибудь я хотела бы поведать тебе эту историю целиком, Тедди. Но отчасти виновата и я, понимаешь ли, поскольку я тоже знала, что не смогу жить в браке без любви, — она нерешительно рассмеялась и, вспомнив об Уилле, его мозолистых руках и потемневшей от калифорнийского солнца коже, добавила: — Даже до всех этих бед я знала, что Генри — не мой единственный. Он даже более хрупкий, чем я!
Элизабет остановилась на тропинке. Тедди сделал ещё несколько шагов, понял, что она не идёт рядом с ним, и оглянулся. Листья над головами отбрасывали тени на их лица, а на поверхности воды в двойном размере отражалось закатное солнце. Серые глаза юноши округлились, и он шагнул к девушке, словно желая поцеловать её. Ещё более странным было то, что Элизабет поймала себя на мысли, что представляет мягкое прикосновение его губ к своим, но тут же закрыла глаза и понадеялась, что Уилл не наблюдает за нею с небес. Она помнила, каким ревнивым он был и через какие муки она заставила его пройти, и поэтому скромно отвернулась.
Затем она приложила усилия, чтобы голос звучал бодро, и сменила тему:
— Как дела у Генри?
Тедди издал что-то среднее между смешком и вздохом:
— Я знаю, что она твоя подруга, но не понимаю этого, — заметил он, оценивая выражение лица собеседницы, пытаясь понять, не обидел ли он её, прежде чем продолжить.
— Он словно продал свою душу однажды ночью, крепко выпив, и теперь дьявол живет в его теле. Не думаю, что он вообще любит Пенелопу! Она бесстыдно бегала за ним, когда мы все думали, что ты… ну, умерла, и он ни капельки не обращал на неё внимания. Я бы даже сказал, что она была ему отвратительна, если бы это так явно не противоречило случившемуся позже.
— Думаю, свою душу за круглую сумму продала именно она, — тихо ответила Элизабет.
Она вспомнила рассказ Дианы о том, как Пенелопа с помощью шантажа подошла к алтарю, и погрустнела, поняв, что Генри не признался в этом даже лучшему другу.
— Она сильно хотела выйти за него замуж?
— О да, даже задолго до…
Элизабет оборвала фразу и улыбнулась Тедди. Ей всё ещё было неудобно сплетничать, даже о Пенелопе, но Элизабет знала, что следуя по этой скользкой дорожке, она рано или поздно доберется до собственной лжи. Но ей также было приятно слышать, что Тедди разделяет её мнение о том, что Генри не любит свою жену. Мысль, что её сестра и Генри всё ещё могут создать историю любви, воодушевила Элизабет.