Зависть

Годберзен Анна

— Благодарю, — прошептала Пенелопа.

Казалось, она ждёт поцелуя, и Диана хоть немного успокоилась, когда его не последовало. Генри только кивнул и поспешил по песку к накрытому соломенным навесом прилавку, где можно было взять в аренду зонтики, большие зонты на подставках и складные лежаки для новоприбывших городских гостей, чья кожа была уязвимой от долгих месяцев, проведенных в душных гостиных. Эти люди — цвет общества из Нью-Йорка, Филадельфии и Вашингтона — маленькими группками усеяли весь пляж. Дамы были в черных чулках, призванных скрыть обнаженные тела, когда купальные костюмы промокнут, и костюмах

из темного хлопка, прикрывающих женственную плоть.

На Пенелопе тоже были чулки — Диана отметила, как их черный цвет подчеркивает изящность её лодыжек — и купальный костюм с рюшами вокруг рук и ног. Вырез был низким и квадратным. Она не смотрела на Диану, а изучала ближайших к ней женщин на пляже и в воде, с безмятежной уверенностью в том, что она самая очаровательная из присутствующих.

Вблизи воды воздух был свежим и прохладным, и Диана вдохнула влажный бриз, пытаясь не лишаться присутствия духа от созерцания Пенелопы и Генри. Она пыталась решить, что же стоит сделать: подойти к их лежакам или незаметно исчезнуть, когда услышала, что кто-то зовет её по имени. Она обернулась, поднеся ладонь ребром к бровям, чтобы заслонить глаза от солнца, и увидела приближающегося к ней Грейсона Хейза.

— Хотели ускользнуть от меня поутру, а?

Он широко улыбнулся ей.

Но Диана, огорошенная поразительным сходством брата и сестры, чересчур очевидным при ярком свете дня, лишь произнесла, заикаясь:

— Я хотела пойти на пляж вместе с вами, но так уж вышло, что теперь мы оба здесь.

До этой минуты она даже не задумывалась о знаках внимания, оказываемых ей Грейсоном, который начал ухаживать за ней ещё в поезде и усилил свои попытки по прибытии сюда. Хотя она прекрасно знала о своем обаянии и привлекательности, внезапно ей показалось очень удобным, что Грейсон появился здесь именно сейчас и в таком же черном купальном костюме, как и Генри. Грейсон одобрительно смотрел на неё. Брат и сестра Хейз что-то задумали, поняла она, но это не значило, что она не сможет этим воспользоваться. Именно так разыграла бы эту карту героиня романа, а Диана всё ещё продолжала писать свою собственную историю. А лучшие героини, как она полагала, всегда вершили свои судьбы самостоятельно.

— Вот мы и пришли, — сказала она, соблазнительно улыбаясь ему.

Затем они оба развернулись и увидели, как Генри спешит назад в сопровождении мальчика не старше восьми-девяти лет. Генри нес стойку для зонта на согнутой в локте руке, а мальчик держал на плече сам зонт в красно-белую полоску. Когда они подошли к Пенелопе, мальчик немедленно начал собирать конструкцию, а Генри просто стоял и смотрел на него. Пенелопа великодушно улыбалась Генри и мальчику, одетому в слаксы и пиджачок поверх белой рубашки.

— Спасибо, Генри, — сказала Пенелопа, когда с этим было покончено, и её безупречная бледность оказалась надежно спрятана в тени. Затем она слегка повернулась в направлении Дианы и Грейсона и помахала им рукой. — Эй, привет! — закричала она, даже не притворяясь удивленной. — Смотри, там мой брат и мисс Холланд.

Генри давал чаевые мальчику, но вскинулся, словно его поймали за распитием спиртного в церкви.

Диана внезапно остро ощутила все недостатки своей внешности. Она была намного ниже Пенелопы, волосы всегда беспорядочно вились, а обшитый белым кантом синий

купальный костюм с широким моряцким воротником, украшенным вышитыми якорями, давно вышел из моды. Диана была так благодарна Клэр, когда та перешила старый костюм, купленный давно, ещё до смерти отца. С тех пор её тело изменилось, к тому же Диана знала, что даже перешитым костюм казался нарядом для маленькой девочки. Но, даже сознавая это все, она помахала в ответ.

— Как замечательно вы здесь устроились, — ровным тоном произнесла Диана, когда они с Грейсоном подошли поближе. Она не была уверена, собиралась ли произнести это с притворным воодушевлением или легкой иронией, но в любом случае её слова прозвучали так же скучно, как глухой стук её сердца. Также она не знала, что хотел донести до неё Генри своим выражением лица, но была вполне уверена, что солнечная сцена семейной жизни вряд ли являлась тем, ради чего он заманил её во Флориду. — Прямо-таки поселение для двоих, — добавила она, и на этот раз в голосе четко прозвучала горечь.

— А теперь уже для четверых!

Пенелопа приподнялась на локтях и широко улыбнулась Диане и брату. Под гофрированными рукавами откровенно виднелась бледная кожа. Вся восхитительная женственность её тела, с болью заметила Диана, была выставлена напоказ в вышитом и заколотом булавками купальном костюме.

— Но здесь всего два лежака и один зонт.

Диана обращалась к Пенелопе, но смотрела на Генри, на чьём лице всё ещё читалось слегка глуповатое, но до конца непонятное выражение.

— Ах, да. Генри взял их для нас в аренду. Генри знает, как быстро я обгораю, и не мог этого допустить. — Пенелопа откинула голову назад и рассмеялась, а затем по-девичьи прижала щеку к плечу. — Конечно, цвет твоей кожи намного темнее, Ди. Тебе, верно, нет нужды столь усердно защищаться от стихии.

— На самом деле, я весьма чувствительна ко всему бесчеловечному.

Обычно Диана ни в коем случае не стала бы сравнивать себя с бывшей мисс Хейз, но внезапно ею овладело убеждение, что она сама должна обладать тем же, что требовалось Пенелопе. Она повернулась к Грейсону, про себя радуясь, что он стоит рядом.

— Мистер Хейз, будьте так добры, принесите мне лежак и зонт. Такой же, как этот, в красно-белую полоску.

— Конечно, мисс Ди, — ответил он с фамильярностью, которая час назад очень ей не нравилась, но теперь воспринималась весьма к месту. В эту минуту, испытывая чувство отчаяния по вине Генри Шунмейкера, она была бы рада даже обществу Персиваля Коддингтона, совершенно ужасного холостяка, который унаследовал состояние и поэтому стал вероятным, по мнению ее матери, кандидатом на роль мужа любой из девиц Холланд и о котором говорили, что он тоже остановился в этом отеле.

Поднялся ветерок, взвив кудри вокруг её милого личика. На секунду она отвлеклась и чувствовала себя почти расслабленно, греясь на солнце и вдыхая океанский воздух, стоя на тёплом песке. Но затем вновь перевела взгляд на Шунмейкеров и заметила, что Генри шевелит губами. Он был так же красив, как и всегда, а его высокие скулы и благородные очертания рта, как обычно очаровывали её. Но следом её брови вопросительно приподнялись. Пенелопа, отметив изменившееся выражение лица Дианы, пошевелила головой, и Генри был вынужден любезно улыбнуться обеим юным леди.