Завод седьмого дня
Шрифт:
Карел подошел к лодке, на которой летал этим утром, потрогал непросохшее крыло и свернул его, снова опуская в воду.
Карел был рад, что вокруг нет никого, кто мог бы ему помешать, и в то же время это немного его расстраивало. Хотя куда уж, казалось бы, больше.
Мотор лодки мерно затарахтел, отдохнувший с утра, и довез Карела до самого берега, мягко прошуршав по мелководью. Набросив узел на ближайший брус, Карел выбрался на землю, снова вымочив ноги. Несмотря на то, что платформа не качалась, ощущения оказались немного иные. Немного
Отомкнув капканы, Карел отнес ушастых к берегу и положил их прямо на пилотское сидение лага в качестве извинения. Он очень хотел приносить хоть кому-то в станице пользу, но так и не смог. Это была одна из главных вещей, которая его мерзко покалывала, не давая жить спокойно.
Похлопав лодку по крашеному боку, Карел развернулся и снова пошел в лес, но уже прямо на запад, чтобы не сбиться с пути. В голове он держал примерную карту. Конечно, в лесу это мало поможет, но лучше идти так, чем наугад.
Снег сошел, но земля еще не просохла и к мокрым штанинам цеплялась грязь и прошлогодняя листва. Карел с трудом передвигал ноги и уже, кажется, устал. Странно, а раньше это казалось проще. Спустя больше двух лет Карел совсем забыл, как это было трудно и долго. Зато в тот раз была поздняя промозглая осень, а сейчас – весна. Пахучая и солнечная.
Карел немного отдохнул, прислонившись плечом к дереву, и пошел дальше. Осталось совсем немного.
Но Гор был пуст. Гор попросту смыло потоком сошедшего снега, и Карел завяз в грязи чуть ли не по колено. На улицах вода стояла в глубоких рытвинах, таких, как будто их пару лет уже не ровняли.
Ну, дела, подумал Карел, толкая дверь в свой дом. Он уже успел заметить, что ни в одном доме не горит свет, и насторожиться.
Стоило двери открыться, как в нос ему ударил тошнотворный сладковатый запах. Карел отпрянул и в ужасе уставился туда, за дверь, как будто думал, что сейчас на него из теплой темноты сейчас что-то шагнет.
Дом был мертв, и давно, иначе никак нельзя было объяснить этот запах разложения.
Карел часто думал, что ему скажут родные, когда – тогда еще если – он вернется. Марта, конечно, будет рада. А Альберт, выросший и наверняка возмужавший, выскажет ему все, что думает о трусах и подонках, и даже из объятий вырвется и убежит, проклиная всех и все. Потому что ему будут рады.
А его встретила смерть. И крыса, перебежавшая ему дорогу.
Весь Гор был пуст. На некоторых домах от количества снега перекосилась крыша. Окна потрескались, а двери провисли в петлях. Слишком уставший, чтобы оглядываться, поначалу Карел даже не увидел этого, а теперь пустота города с гнетущей тишиной опустилась на него.
Заставить себя зайти в дом он так и не смог, так что остановиться ему было негде, хоть в распоряжении и были все дома Гора. Нет, ни за что. Если он уйдет прямо сейчас, то можно будет убедить
Остается только уходить.
Карел поднял голову на заводские стены и кивнул, как будто кто-то мог его увидеть и понять, что он идет. Он вышел из города и дошел до стены, по пути, которого, сам того не понимая, побоялся его младший брат. Но льдины на озере уже разошлись, и у Карела не было выбора.
Стена была одна, и Карел был один. И он не очень-то понимал, как им успешно взаимодействовать. Стена никак не хотела кончаться, а Карел не планировал умирать. И останавливаться, кстати, тоже.
Вот только двери были закрыты. Все, мимо которых он шел, никак не отзывались на гулкий стук, и только одна, много больше, открылась перед ним. Его встретила такая же тишина, как и в городе. Люди смотрели на него, как на зажаренную дичь, а может, так только казалось из-за грязных лиц.
– Ну и кто ты такой?
Карел зажмурился, помотал головой и устало сполз по стене. Он никогда не думал, что сможет так быстро уснуть.
Завод седьмого дня
Завод
И небо, в дымах забывшее, что голубо.
В.В. Маяковский «Флейта-позвоночник»
– Я сколько раз говорил тебе нажимать на кнопку не в тот момент, когда она уже падает, а чуть-чуть пораньше?!
Тибо злился, но ненатурально, и все равно Карелу не нравилось, когда его упрекают в неправильном выполнении работы. Хотя у Тибо, конечно, был повод злиться: посыпавшийся уголь чуть его не зашиб.
– И перестань уже так по-дурацки улыбаться.
– Нормально я улыбаюсь, – огрызнулся Карел. – Я же не виноват, что вам всем при рождении лицевой нерв перерезают.
Тибо заохал, поставив коробку с инструментами, чтобы картинно схватиться за голову.
– Уму непостижимо, какие ты слова знаешь! Я обязательно скажу Абелю, что у тебя от умности повышается вредность. Пусть пичкает тебя таблетками, а не знаниями, во.
– Пф!
Карел ударил раскрытой ладонью по кнопке, и вагонетка ушла по нужному рельсу, а не по запасному, что был сильно наклонен из-за дефектов при строительстве. Почему-то его не демонтировали, но и не использовали.
– Не скажешь ты ему ничего. Ты его боишься.
– Что? – Тибо схватился было за коробку, но снова выпрямился, пыша праведным гневом. – Я никого не боюсь! И вообще...
– Ну да.
Карел потер глаза и присмотрелся к вагонетке, появляющейся из-за угла. В ней что-то подозрительно булькало – он прикинул, кому она может понадобиться, выбрал из пяти кнопок одну и устроил на ней ладонь.
– Если пропустишь еще одну, премии тебе не видать, – мстительно сообщил Тибо, удаляясь.
Вообще-то, Тибо был его непосредственным начальником, но над ними обоими высилось еще столько людей и людишек, что Карел особенно даже не обращал на это внимания.