Завод седьмого дня
Шрифт:
С трудом разобрав ворох бумаг и стекла, таблеток и пипеток, Карел задвинул все под стол, вымыл руки, все в порезах и разноцветных пятнах, и рухнул на свою кровать, не раздеваясь. Правда, стянул липкие носки и поджал ноги, после чего практически сразу же уснул.
И проснулся от того, что за дверью кто-то сосредоточенно ходил. На пару мгновений Карелу показалось, что он и не спал толком, но стоило только открыть глаза, как он увидел, что за окном уже рассвело.
А кто так топает по коридору, он и сам прекрасно знал.
Ян был прекрасным человеком и совершенно незаметным соседом, но ходить тихо
Карел потер глаза, поднялся и, шлепая по полу босыми ногами, вышел в коридор.
Ян собирался на работу.
– Ты б босиком тут не ходил, грязно же, – предупредил он, втискивая ногу в ботинок и плотно его шнуруя.
– Не буду, – согласно кивнул Карел и вернулся за носками в комнату, после чего поплелся в душевую.
– Ты идешь? Ждать тебя? – окликнул его Ян от двери.
– Нет, я временно без работы, – Карел включил воду и дальше уже ничего не слышал.
– Надо же, и так тоже в наше время бывает, – насмешливо пробормотал себе под нос Ян и ушел на работу, захлопнув за собой дверь.
Карел задумчиво смотрел, как серая пенная вода стекает по желобку, пытаясь промыть носки, то ли скользкие сами по себе, то ли совершенно не простиравшиеся. Накинув носки на натянутую под потолком веревку, сам влез под душ и зажмурился, смывая странное полусонное ощущение.
Бутылочка, полная зеленоватой мыльной жидкости, пахла отталкивающе резко, и Карел до сих пор не привык к этому запаху. Ему было неприятно выливать это на голову, потому что он помнил запах мыла в станице. Точнее, запах-то уже начал забывать, но точно помнил, что его хотя бы хотелось намазывать на голову.
Вымывшись, Карел вылез и растрепал волосы. К босым ногам тут же налипла коридорная грязь.
Дождавшись, пока волосы высохнут, Карел оделся и вышел на улицу. Не очень представляя, куда идти, он все же пошел, страшно смущаясь спросить у кого-то дорогу. Он не представлял себе, как на него посмотрят те, кто знает местонахождение главной улицы Завода с самого детства.
На перекрестке выбор был невелик: либо к стене, вдоль которой тянулись караулки, либо в другую сторону, очевидно, к центру. Туда Карел и направился, на удивление быстро очутившись на Мастерской. Точнее, чуть не попав под маленькие, но быстрые колеса состава, который перевозил людей.
Пытаясь унять бешено бьющееся с перепугу сердце, Карел отошел к стене дома, в котором, судя по затемненным окнам, жили люди. А может, и не жили, слишком уж вызывающе выпяченными были два крыльца. Людей на Мастерской, как ни странно, было немного, в окнах состава, пронесшегося в другом направлении, он рассмотрел три профиля и еще несколько сидящих на другой стороне. Видимо, все в это время были уже – или еще – на работе.
Только состав гремел по проложенным по улице металлическим балкам. Карел перешагнул через одну, другую, перебежал на другую сторону дороги и пошел прямо, вертя головой. Все здания были совершенно одинаковые, и если в каком-то из них и обитал Мастер, то узнать это, стоя на улице, не представлялось возможным.
Карелу потребовалось около сорока минут, чтобы неспешно пройти всю улицу от одной стены до другой. Навстречу ему
Зато мимо постоянно носился состав. По ближайшей к Карелу стороне он шел к концу улицы, по дальней – к началу. На стеклах можно было увидеть прилепленные бумажки с цифрами, видимо, платой за проезд. Карел пошарил по карманам брюк, нашел монетки, пересчитал и решил назад возвращаться на составе. Забавная штука, будет интересно прокатиться.
Мастерская ничем не отличалась от своего начала – а точнее, от конца, откуда пришел Карел. Он дошел до последнего – первого – дома и развернулся к караульным домикам, вросшим в стену, спиной. Состав выходил из пустого проема между двумя караулками – там он, видимо, разворачивался – и тормозил на первой же остановке. Остановка представляла собой вбитую в землю сваю с надписью.
Саму надпись Карел прочитать не успел, потому что торопливо заскакивал на подножку. Молодой парень с рыжей копной и россыпью веснушек на носу протянул ему руку, помогая подняться по ступенькам, да так руку и оставил, протянутой.
Карел ссыпал ему в ладонь мелочь.
– До какой станции? – поинтересовался веснушчатый.
– До самого конца, – Карел махнул рукой и сел на сидение, оббитое коричневой кожаной тканью.
Кроме них внутри никого не было, и парень, видимо, заскучав, присел рядом и затрещал о чем-то настолько же неважном, насколько и неинтересном.
– Ты здесь работаешь? Я тебя впервые вижу, а уж я-то всех здесь знаю!
Его пятнистое лицо светилось от самодовольства, но это не раздражало Карела. Парень казался ему достаточно дружелюбным, чтобы с ним можно было просто поговорить.
– Я буду здесь работать. И, наверное, буду здесь жить.
– Ну, значит, будем часто видеться, – веснушчатый легкомысленно стукнул его по плечу и представился. – Я Йорген. А то обычно всех в лицо знаю, а по имени – нет.
– Я Карел, – он отвлекся на вид за окном и наугад ткнул в здание, у которого состав остановился и впустил в себя одного мужчину, одетого в черное. – Это что за дом?
– Какой? – Йорген отвлекся от беседы, чтобы взять деньги у вошедшего и сунуть их себе в карман. – Мы его называем «Дом бумажек». И знаешь, тебе очень повезет, если никогда не придется там ничего получать, уж поверь мне.
Карел пожал плечами. Почему-то он думал, что ему и не придется. В этой жизни можно как-нибудь и без бумажек из дома на Мастерской протянуть. По крайней мере, он на это надеялся – прожив всю жизнь в Горе, он не видел никакого смысла в лишнем мусоре.
На следующей остановке подсели еще рабочие в черном, и Йорген окончательно отстал, то собирая деньги, то объявляя хорошо поставленным голосом остановки. Карел честно пытался их запоминать, но быстро запутался, потому что просто не успевал осмотреться, как состав уже трогался дальше. Здесь все спешили еще больше, чем на нецентральных улицах. Люди ужасно быстро менялись и, спускаясь с подножки на землю и стараясь соскочить раньше, чем состав уйдет в тоннель, Карел понял, что не сможет вспомнить лицо Йоргена, хотя такую густую россыпь веснушек на носу вряд ли можно забыть. А вот все остальное терялось на фоне этого яркого признака, один нос и остался.