Завод войны

Эшер Нил

— Хорошо, — произнес Пенни Роял.

Мгновением позже «Черная роза» нырнула в У-пространство, оказавшись вне пределов досягаемости.

Блайт тяжело вздохнул.

— Этот Гост… — начала Грир.

— …король прадоров, — закончил Блайт.

Трент

Возвращение в сознание было резким и болезненным. Тело ломило все, от макушки до пят. Трент попытался подавить тошноту, но ему это не удалось — он успел только повернуть голову набок, и его вырвало.

— Трент Собель, — произнес чей–то голос.

Он сидел в кресле, но не мог пошевелиться. Дождавшись, когда в глазах прояснится, он увидел, что руки привязаны ремнями к подлокотникам.

С ногами, судя по всему, поступили так же. Перед ним возвышалось конструкция вроде помоста — и на этом помосте тоже было что–то. Это Тэйкин, решил Трент, лидер людей — «моллюсков». Мужчина осмотрелся. Она находился в одной из палаток, сотворенных из листов плазмеля, материала, который при затвердевании обретал нужную форму. Помещение было круглым, с потолком–куполом, с несколькими дверями — куда шире, чем требовалось для нормального человека. В одном из проемов стоял ребенок, мальчик, едва ли разменявший десять земных лет. На нем были только короткие шорты, и выглядел он окоченевшим, бледным и больным. Правая рука ребенка представляла собой бронированную конечность, оканчивавшуюся клешней; еще один манипулятор как бы обнимал торс. Операцию проделали совсем недавно, о чем свидетельствовала нездоровая краснота вокруг мест присоединения конечностей, и белые нити шрамов, какие обычно оставляет старый военный автодок, тянувшиеся по всему деформированному телу.

«Дети… неужели?»

Пока Трент смотрел, к ребенку подошла женщина и взяла его за человеческую руку. Трент оцепенел.

«Женьева?»

Женщина казалась напуганной; она подняла голову, встретившись с Трентом недоуменным взглядом. Нет, она не была мертвой сестрой Трента. Сходство ограничивалось короткими светлыми волосами, тщедушной фигуркой, черными тенями для век и черной губной помадой — если только это не была специально окрашенная кожа. Женщина увела мальчика, бросив на Трента последний безнадежный взгляд. Пытаясь игнорировать заворочавшееся в груди незнакомое чувство, Трент занялся изучением сдерживающих его ремней. Они оказались из прозрачного пластика с проглядывающей внутри проволокой, так что разорвать их, пожалуй, не удалось бы, даже с его возможностями выходца с планеты с повышенной силой тяжести. Но кресло из прессованного волокна не казалось таким уж прочным.

— Мальчик — мой сын, — произнес Тэйкин.

А женщина — она была женой Тэйкина и не стоила упоминания? Трент сосредоточил внимание на помосте и уже ясно видимой фигуре на нем. Тэйкин, пожалуй, зашел в своей трансформации дальше всех «моллюсков», виденных Трентом за всю его жизнь. Тэйкин сидел на корточках на прадорских ногах, выступавших из–под прадорского панциря. Когда же «моллюск» чуть приподнялся, чтобы махнуть клешней в сторону двери, Трент заметил под панцирем смутный абрис человеческого тела, распяленного, как препарируемая лягушка. Сильно удлиненная шея, изгибаясь, тянулась к тоже прикрытой панцирем голове наверху. Перед остатками человеческого лица скрежетали жвала — нижняя челюсть отсутствовала вовсе, вместо удаленного носа темнела глубокая впадина. Над макушкой возвышались глаза на стебельках, но выглядели они слепыми протезами, декорацией–фальшивкой.

— Его трансформация будет полной и безошибочной, — добавил Тэйкин.

Трент поморщился, сам удивившись своей реакции.

«Моллюск» вонял. Запахи разложения человеческого тела, гнилой рыбы, дерьма и мочи пропитали помещение, которое — Трент осознал это только сейчас — являлось подобием святилища отца–капитана, вплоть до ряда шестигранных экранов позади Тэйкина. Собель заметил, как что–то мелькнуло у стены, — и по спине его побежали мурашки. Вот уж только корабельных вшей ему не хватало — сейчас, когда он не в состоянии пошевелиться. Потом он вспомнил, какими чистыми были другие отсеки корабля

Свёрла и как он поразился, заметив там не вшей, а наоборот, одних лишь государственных роботов–уборщиков.

— Пришла пора всем моим детям достичь совершенства, от которого меня самого отделяют считаные дни, — заявил Тэйкин.

Трента передернуло при мысли о только что бывшем тут ребенке и напуганной человеческой женщине, при виде которой у него кольнуло в груди. Он вспомнил женщину — «моллюска», притащившую его сюда, о том, как она сказала «Я доставлю тебя к отцу»… Выходит, этой смеси человека и прадора, с его разлагающимися тканями, с гноем, сочащимся из суставов, с двумя иммунными системами, сражающимися друг с другом, остались считаные дни до достижения совершенства? Трент внезапно почувствовал, как под правым предплечьем что–то хрустнуло, и правая ножка кресла вроде бы зашаталась, отделяясь от крепления.

— Понимаешь, — продолжал Тэйкин, — ты был с Изабель Сатоми и видел, как она достигла своей формы совершенства. Твои знания нужны нам.

Да, Трент был с Изабель Сатоми, когда она превращалась в капюшонника. И единственное, что он знал наверняка, — это то, что человеческий разум иногда не в силах приспособиться — он просто ломается.

— И я бы хотел, чтобы ты присоединился к нам, Трент Собель.

«Ни за что на свете, чертов придурок…»

Только стоит ли говорить это вслух — прямо сейчас? Нет, лучше до поры до времени немного подыграть ему, по крайней мере пока не освободятся ноги и руки.

Трент задумчиво кивнул:

— Интересное предложение. Конечно, я восхищаюсь прадорами и всем, что имеет к ним отношение, и понимаю, чего вы пытаетесь достичь. Но мне нужно знать больше. Кроме того, любопытно, почему ты счел необходимым связать меня.

— Что еще ты желаешь знать? — спросил Тэйкин. — Кстати, связан ты потому, что опасен. И сейчас сделаешь первый шаг по нашему пути, добровольно или нет — неважно.

Из–за спины Трента выступила женщина — «моллюск», толкавшая взгроможденный на тележку–пьедестал автодок, от которого на глазах Трента что–то отсоединила. Собель узнал две вещи: запечатанный контейнер с нанокомплексом и распылитель — к нему она контейнер приладила.

— Я же сказал, что хотел бы узнать больше, — напомнил Трент.

— Ты узнаешь больше, когда начнешь отращивать панцирь, — ответил Тэйкин. — Причастность приходит в процессе становления.

Пришло время действовать. Трент что было мочи рванулся вперед. Кресло отделилось от пола и развалилось. Собель перекатился, расшвыривая обломки, и, еще не избавившись от пут, кувыркнулся к автодоку. Ухватившись за пьедестал, он ухитрился кое–как подняться на ноги, вцепился в аппарат и с силой толкнул его прямо в грудь женщине. Он услышал треск ее панциря, затем вялое бульканье — и «моллюск» упала на спину. Трента замутило, он не собирался причинять ей серьезный вред. А потом на него набросились другие, стоявшие все это время позади «моллюски».

Он метнул автодок в человеческую голову, нелепо торчавшую из дисковидного панциря, услышал, как ломается шея, увидел, как эту голову перекосило. Человека такой удар парализовал бы, но это существо просто отбежало в сторону, похоже, все еще управляя своими прадорскими членами. Ужас собственных поступков охватил Трента. Да что же, к дьяволу, с ним такое? Это же бой за выживание, откуда такие идиотские реакции? Более для того, чтобы избавиться от смертоносного оружия, Трент швырнул автодок в еще одного «моллюска» со станнером — «перечницей» в человеческой руке. Ружье отлетело, автодок упал на пол. На левом запястье Трента сомкнулась клешня — но он схватил ее правой рукой и дернул, дернул сильно, вырывая из сустава, вонючие желтые брызги окропили лицо.