Завод
Шрифт:
— Ладно, — уступил Кирилл. — Наливай, если ты такой принципиальный.
Лисицын разлил пиво, плеская мимо стакана на грязный ящик. Они уже не приглушали голоса, заслышав поблизости чьи-нибудь шаги. Им было хорошо сидеть под лестницей, рассуждать о жизни. Они были взрослыми, самостоятельными людьми.
— Слушай, а ты кто такой? — В поле зрения Кирилла попался парень из механического цеха.
— Ты спятил? — обиделся парень. Он казался самым трезвым. — Спрашивает, кто я такой?
— Ты извини меня. Видимся мы с тобой часто, здороваемся.
— Валька он, Валька! — Машкин сел на ящик, прислонясь к стене, и закрыл глаза.
— А я тебя знаю. Ты сын Павла Егоровича, — проговорил парень из механического цеха. — Лучшего мастера завода, верно?
— Гад он, — пробормотал Лисицын.
— Ты говори, да не заговаривайся, понял! — Кирилл поставил на ящик бутылку пива.
— Гад и есть! — радостно повторил Лисицын.
— Ты отца его не трогай, — вступился Машкин. — Пусть и гад, да он ему отец.
— И механик классный, а не какой-нибудь там парикмахер, — счел необходимым вставить парень из механического.
— По-твоему, парикмахер не человек? — высоким фальцетом выкрикнул Лисицын. — Его люди уважают. Не то что некоторых. Гад он, твой Павел Егорович!
— Я тебя сейчас разукрашу, сморчок! — Кирилл придвинулся к Лисицыну.
— Только тронь попробуй! Ты сам-то чего из бригады ушел? Потому что они сволочи, крохоборы. И твой отец, и Сопреев, змея подколодная. Шептун, гад… Еще людей судят. Степанова премии лишили и разряд понизили. Может быть, этот Степанов и пил оттого, что в бригаде у него такие же прохиндеи, как и твой батя. Выгодные заказы — Алехину, за границу в командировку — Алехина, сверхурочная халтура — Алехину. У других мастеров учеников полно, люди добром вспоминают, а у твоего? Родного сына и то турнул. Думаешь, мы слепые-глухие, да?
— Дурак ты, Лиса. Что ты понимаешь? Может, у него характер сложный! — заорал Кирилл. От водки и гнева мысли с трудом ворочались в его голове.
— А я плевал на его характер! — не унимался Лисицын. — А раз ты советский человек, что ты должен делать? Помогать товарищу! Что еще?
— Не пить на работе, — сказал Кирилл.
— Вот гад. Сам пил, а теперь оговаривает! — вновь возмутился Лисицын. — Вот уж точно сын своего папаши…
Кирилл тяжело, всем телом навалился на Лисицына. Парень из механического цеха оттолкнул Кирилла.
— Иди ты… Не мешай спать, — пробормотал Лисицын, не поднимаясь.
Машкин тоже улегся на ящик и сложил руки под щекой.
— И этот свистит в обе ноздри, — сказал парень из механического цеха. — Давай хоть с тобой потолкуем.
— Ну вас к черту, алкоголики! — пробурчал Кирилл и выбрался из-под лестницы.
Казалось, что ступеньки мягко выгибаются под его шагами, проваливаются вниз. Кирилл цеплялся за перила и старался держаться ровней. Он понимал, что в таком виде его появление в цехе нежелательно. Надо было проспаться под лестницей. Это — самое разумное.
Обогнув первые верстаки, Кирилл
— Ну что, Кирюша, подобрал изоляцию? Если вы температурную наладите, бо-о-ольшое дело сделаете… — Стародуб смолк, изумленно глядя в бледное лицо Кирилла.
— Можно идти? — Кирилл смотрел на светлые волосы начальника цеха. — А вы, Иван Кузьмич, линять вроде стали…
— Линяю, линяю… — Стародуб придержал парня за рукав. — Ну, молодец. Водку, значит, употребляешь?
— Я? — возмутился Кирилл. — С чего вы взяли? — Рванув рукав, он пошел дальше, едва различая в зыбком тумане решетчатую стену станочного участка.
Кирпотин уже орудовал у станка, подбирая режим обработки.
— Ты, Алехин, сам поработай, а я подстрахую, — сказал Кирпотин, когда Кирилл приблизился. — Лады?
— Лады, дядя Саша, — проговорил Кирилл. — Вообще-то, вы парень свой. Я к вам, дядя Саша, претензий не имею. Вы хороший человек, дядя Саша, верно?
Павел схватил сына за плечо и резко встряхнул.
— Ты чего? Больно ведь! — Кирилл поморщился, склоняя голову набок.
Павел молчал, глядя в тусклые, бездумные зрачки сына.
— А ты почему меня из бригады прогнал, а? Другие отцы, наоборот, все стараются передать, — с трудом выговаривал Кирилл. — А ты?
— Это Юркина работа, — зажужжал Сопреев. — Настроил его. Авторитет твой подрывает…
— Мой бригадир — хороший человек. Его не троньте! — Кирилл хмельно взглянул в ту сторону, откуда доносился голос Сопреева. На секунду его глаза посветлели. — Ах, это ты, Сопря? Шел бы ты к черту, а, Сопря? Так ведь не пойдешь, да?
Ноги у Кирилла сделались мягкими, а станок вместе с людьми стал валиться набок…
Спотыкаясь в полутьме, Павел Алехин добрался до подвала и распахнул дверь.
Синькова он увидел у бетонной плиты, на которой высился прибор. Павел подошел к плите и шумно подтянул к себе табурет.
— Ну, ну! Все коромысло раскачал, — недовольно проговорил Синьков, не отрываясь от окуляра. — Потише нельзя?
— Потише тебе надо, значит? — Голос Павла дрожал.
Синьков удивленно обернулся — неужели Алехин-старший? Вот так гость. Синьков выпрямился и протянул руку к выключателю. Низкий свод подвала озарил бледный свет люминесцентных ламп.
— Что ж ты, бригадир, с механиком кефир из рюмочек пьешь? — спросил Алехин, разглядывая Синькова.
— Какой кефир, Павел Егорович? — Синьков растерялся.
— Какой кефир, спрашиваешь? — Павел огляделся. Ничего подозрительного не было видно. И запах стоял обычный, сырой, подвальный.
— Механик-то твой, Алехин, пьян, — сообщил Павел.
— Ну? — удивился Синьков, словно узнал сейчас хотя и необычную, но довольно смешную новость. — Вот черт! А у меня работы навалом. С чего это он вдруг? Угостил, что ли, кто-нибудь?