Заводная и другие (сборник)

Бачигалупи Паоло

Конечно, Шрирам знал, что нужно сказать, чтобы отправить его вверх по реке. Шрирам знал, как сильно хотел Лалджи уравновесить то, что уравновесить невозможно.

Они следовали за Боуменом по пустым улицам и разрушенным переулкам, пробирались по жалким останкам изъеденного термитами леса, через раскрошившиеся бетонные фундаменты и ржавую арматуру, которую не имело смысла использовать, но все еще не желавшую превращаться в пыль. Наконец, когда старик помог им протиснуться между ободранными остовами двух ржавых автомобилей, Лалджи и Крео ахнули.

Подсолнечники

возвышались над их головами, джунгли листьев тыквы обвивали ноги, сухие стебли пшеницы шелестели на ветру. Боумен оглянулся на их удивленные лица, и его неуверенная прежде улыбка стала широкой и довольной. Он рассмеялся и махнул рукой, сделал несколько неуверенных шагов сквозь заросший цветами и сорняками сад и повел их дальше, цепляя краем изношенной одежды за сухие стебли капусты и мускусной дыни. Крео и Лалджи пробирались вслед за ним через заросли, благоговейно обходя пурпурные баклажаны, красные сферы помидоров и раскачивающиеся оранжевые перцы. Над подсолнечниками гудели пчелы, отягощенные пыльцой.

Лалджи остановился посреди зарослей и позвал Боумена.

– Эти растения – результат биоинженерии?

Боумен замер на месте, потом побрел обратно, вытирая пот и пыльцу растений с улыбающегося лица.

– Нет, не так, тут важны определения. Однако одно существенно: они не принадлежат компаниям-калорийщикам. Некоторые даже являются наследством. – Он усмехнулся. – Ну или что-то вроде того.

– Как они выжили?

– А, вот вы о чем. – Он наклонился и сорвал помидор. – Японский долгоносик с измененными генами, или завиток 111-б, или, быть может, бактерия цибискоза? – Он откусил кусок от помидора, и сок потек по заросшей седой щетиной щеке. – На сотни миль вокруг нет ничего подобного. Это островок в океане «сойпро» и «хайгро». И серьезный барьер к тому же. – Он задумчиво оглядел сад и снова откусил кусочек помидора. – Конечно, теперь, когда вы сюда пришли, лишь немногие из растений выживут. – Он кивнул на Лалджи и Крео. – Вы принесли с собой инфекцию, а многие из чудом уцелевших растений могут существовать только в изоляции. – Он сорвал еще один помидор и протянул Лалджи. – Попробуйте.

Лалджи внимательно посмотрел на блестящую красную кожу, впился в помидор зубами и ощутил его сладость и кислоту. Усмехнувшись, он протянул помидор Крео, тот попробовал и скорчил гримасу отвращения:

– Предпочитаю «сойпро».

И вернул помидор Лалджи, который быстро и жадно его доел.

Боумен улыбнулся, глядя на работающего челюстями Лалджи.

– Вы достаточно стары, чтобы помнить вкус настоящей еды. Перед уходом можете захватить с собой сколько пожелаете. Все равно они умрут.

Он повернулся и зашагал дальше, решительно раздвигая руками сухие стебли пшеницы.

За садом находились развалины дома. Казалось, его опрокинул мегадонт, протаранив стены, которые рухнули, не выдержав натиска. Упавшая крыша уродливо накренилась с одной стороны, и там скопилась большая лужа дождевой воды. Рядом была выкопана канава для стока в пруд.

Боумен обошел пруд по берегу и стал спускаться по ступенькам, ведущим в подвал. К тому моменту, когда Лалджи и Крео к нему присоединились,

он включил тусклый фонарь. Боумен провел лучом, нашел лампу и зажег ее спичкой. Фитилек горел на растительном масле.

Лалджи оглядел подвал. Он оказался небольшим и сырым. На разбитом бетонном полу лежала пара тюфяков. В углу стоял компьютер, футляр из потертого красного дерева поблескивал в слабом свете лампы. Рядом находилась кухня, на полках стояли кувшины с зерном, с потолка свисали мешки с продовольствием – защита от грызунов.

Старик показал на мешок, который лежал на полу.

– Вот мой багаж.

– А как насчет компьютера? – спросил Лалджи.

Боумен нахмурился, глядя на древнее устройство.

– Он мне не нужен.

– Но он довольно ценный.

– Все, что мне требуется, я ношу в голове. То, что находится в машине, моя заслуга. Мой жир сгорел, превращаясь в знание. Мои калории стали анализом данных. – Он нахмурился. – Иногда я смотрю на компьютер и вижу лишь то, как уменьшается мое тело. Когда-то я был толстяком. – Он энергично покачал головой. – Я не буду по нему скучать.

Лалджи запротестовал, но Крео резко повернулся и поднял пружинное ружье.

– Здесь кто-то еще.

Лалджи увидел ее еще до того, как Крео закончил говорить: в углу на корточках сидела девочка, пряталась в тени, – худое веснушчатое существо со свалявшимися каштановыми волосами. Крео со вздохом опустил ружье.

Боумен поманил девочку к себе.

– Иди сюда, Тази. Это люди, о которых я тебе говорил.

«Интересно, – подумал Лалджи, – как долго она сидит в темноте и ждет?» Казалось, она являлась настоящим порождением подвала: длинные волосы, огромные темные зрачки. Он повернулся к Боумену.

– Я думал, речь идет только о вас, – сказал он.

Улыбка Боумена исчезла.

– Вы вернетесь из-за этого?

Лалджи посмотрел на девочку. Была ли она его любовницей? Его ребенком? Приемной дочерью? Он не знал этого. Девочка вложила ладонь в руку старика, и Боумен успокаивающе погладил ее по плечу.

– Нет, это уже слишком. Тебя я согласился отвезти. Я приготовил способ спрятать тебя от разного рода проверок. А насчет нее мы не договаривались. – Лалджи указал на девочку. – Перевозка даже одного пассажира чрезвычайно рискованное дело, а ты хочешь увеличить опасность, еще и взяв с собой девочку? Нет. – Он решительно тряхнул головой. – Невозможно.

– Какая вам разница? – спросил Боумен. – Это ничего не будет стоить. Нас понесет течение. А еды у меня хватит для нас обоих. – Он зашел в кладовую и начал доставать стеклянные кувшины с бобами, чечевицей, кукурузой и рисом. – Вот, посмотрите.

– У нас более чем достаточно еды, – сказал Лалджи.

Боумен скорчил гримасу.

– «Сойпро», полагаю?

– С «сойпро» все в порядке, – заявил Крео.

Старик усмехнулся и поднял кувшин зеленых бобов в рассоле.

– Да, конечно. Но человеку нравится разнообразие. – И он принялся укладывать в сумку новые кувшины, тихонько позвякивая стеклом. Услышав, как презрительно фыркнул Крео, он заискивающе улыбнулся: – Ну хотя бы на черный день. – И он положил в сумку еще пару кувшинов.