Завоеватель Парижа
Шрифт:
По вечерам заглядывая иногда к графу Ланжерону, Пушкин обычно всегда выделял хотя бы несколько минут для того, чтобы дать шутливый отчет о прошедшем обеде у Оттона. Граф заливался от смеха и иногда звал еще послушать своих адъютантов — подполковников Александра Облеухова и Андрея Римского-Корсакова. Но, как правило, они все-таки беседовали один на один в кабинете графа. У них всегда были свои тайны.
Как-то Пушкин рассказывал графу об очередном своем жесточайшем словесном поединке с Жаном Лораном (обсуждение литературных достоинств поэмы Вольтера «Орлеанская девственница» сопровождалось таким кипением страстей, что
Граф Ланжерон, вдоволь отсмеявшись, затем неожиданно подмигнул Пушкину и сказал с открытой лукавинкой во взоре:
— Милый мой, а знаете ли вы, что Жан Лоран — наш человек.
— Что вы имеете в виду, граф? — не в силах скрыть недоумение, тут же отреагировал Пушкин.
— А вы вспомните наш вчерашний разговор.
Днем раньше Пушкин рассказывал графу, как в 1821 году в Кишиневе он вступал в масонскую ложу Овидия. Ланжерон же рассказал тогда, в общем, не называя имен, об одесской ложе «Понт Еквсинский», великим мастером которой он являлся, Это была одна из самых многочисленных лож в России — в нее входило более двухсот братьев. Наместным мастером «Понта Еквсинского» был вице-консул Франции в Одессе Адольф Шалле.
— Так вот, любезнейший, — после минутного раздумья продолжил свой рассказ Ланжерон — открою вам тайну: Лоран, над которым вы давеча столь остроумно потешались, член моей ложи. Он вообще человек достойный и старинный масон: впервые он вступил в ложу, еще живя в Лозанне. Вообще вы, видимо, даже не подозреваете, что очень многие ваши знакомцы по ресторации у Оттона входят в «Понт Еквсинский». Помимо людей из моей администрации, там весьма обильно представлены преподаватели Ришельевского лицея и коммерческой гимназии, вообще люди ученые…
Пушкин выглядел совершенно потрясенным и одновременно смотрел с некоторым недоверием. Заметив это, Ланжерон заметил ему:
— Так и быть, покажу вам одну бумагу, отнюдь не подлежащую оглашению.
Граф подошел к окну, близ которого стоял большой металлический шкаф, выкрашенный в вишневый цвет — в тон роскошной бархатной портьере. Аккуратно отомкнув ключиком дверь шкафа, Ланжерон достал оттуда портфельчик (или как он говорил «portefeuille»), оббитый белой шелковой материей, по которой был вышит парусник, плывущий к городу на холме — это был знак ложи «Понт Еквсинский». Из портфельчика Ланжерон достал, несколько большого формата листов, сложенных вдвое, и торжествующе протянул Пушкину. Тот с интересом и опаской взял их, но взгляд его уже через несколько мгновений явно помутнел.
Протянутые Ланжероном листы содержали список членов ложи «Понт Еквсинский». Там Пушкин обнаружил не только Жана Лорана, но и профессора итальянской словесности Антона Пиллера и поклонника апельсинового ликера Якова Десмета, и профессора математики Ришельевского лицея Генриха Виарда и директора коммерческой гимназии Николая Даревского и, наконец, адъютантов графа Александра Облеухова и Андрея Римского-Корсакова.
Полнейшая растерянность Пушкина не укрылась от Ланжерона.
Ласково
— Так что, резвясь, будьте все-таки поосторожней у Оттона, любезный Александр Сергеевич: имейте в виду — там сам собираются люди вполне серьезные.
Тут граф подмигнул Пушкину, и оба они в один голос захохотали.
Масса дел, лежавших на Ланжероне по управлению Одессою и всем южным краем, тяготила его, и он предложил отделить обязанности по управлению краем от обязанностей по заведыванию городом Одессою. 25 мая 1820-го года последовал указ об образовании отдельного Одесского градоначальства, причем за Ланжероном осталась должность главного начальника южных губерний.
В это время Ланжерон представил императору Александру записку об отмене табели о рангах и, в частности, предлагал отменить чины по гражданскому управлению. Ланжерон подал императору еще одну записку. В ней он указывал на излишнюю многосложность канцелярской переписки, на громадное число подписываемых начальниками бумаг, прочесть которые им не под силу и на проистекающий от этого вред для дела (в письме А. С. Пушкина к Е. М. Хитрово, датируемым 1830-м годом, читаем: «Я питаю отвращение к делам и бумагам, как выражается граф Ланжерон»). Император Александр остался весьма недоволен проектами графа Ланжерона.
Картинка. БЕСЕДА ЗА ВЕЧЕРНИМ ЧАЕМ (ПРОЕКТ ГРАФА ЛАНЖЕРОНА)
Вернувшись после вечерней прогулки, граф Ланжерон и Пушкин сразу же прошли в кабинет. Туда им подали смородиновый чай с бисквитами. Разговор завязался о греческих повстанцах, которым губернатор Новороссийского края не только сочувствовал, но и помогал.
Потом зашла речь о сегодняшнем обеде у Оттона. Пушкин забавно изобразил, как этот пузатый крепыш, увидев, что из Ришельевского лицея вышел профессор математики и физики Генрих Виард и направился в сторону его заведения, даже не ринулся, а полетел встречать профессора. Пушкин показывал, как Оттон отбрасывал стулья, мешавшие его продвижению, и еще довольно точно демонстрировал угодливую улыбку, застывшую на тучном лице ресторатора. Граф буквально трясся от смеха.
На просьбу Ланжерона почитать что-нибудь из новых стихов, Пушкин откликнулся мигом. Лукаво и одновременно многозначительно улыбнувшись, он прочел свою эпиграмму на Александра I «Воспитанный под барабаном». В совершенно особый восторг графа привели строки:
Под Австерлицем он бежал, В двенадцатом году дрожал.Зашла речь о личности императора. Пушкин весьма интересовался причинами его нынешней неприязни к графу (со дня на день ожидалось, что ему предложат уйти в отставку).
— Милый Александр Сергеевич, — отвечал Ланжерон. — Мы с Александром Павловичем взаимно недовольны друг другом, хотя когда-то были довольно близкими друзьями, Он мне поверял многие из своих тайн. Но с тех пор многое изменилось. Я лично очень разочарован в государе. Он оказался человеком коварным и лживым, на самом деле не желающим для своей страны никаких перемен. В 1818 году я представил ему записку, в которой предложил отменить табель о рангах («Projet de suprimer les rangs dans le civil en Russie»). Так государь был просто в бешенстве.