Завоеватель
Шрифт:
Ждать того момента, когда русские войска объединятся в единое большое войско — всё равно, что ожидать в поруби, пока состоится казнь. Так что…
— Приветствую тебя, сильный и Великий король свеев Сверкер, — сказал Станигост.
Новгородский купец так низко поклонился, как не кланялся самому Великому князю киевскому Изяславу. Да и не кому в прошлом.
— Новгородец, я недоволен тем, что твой прежний князь, по сути, обманул меня. Он взял у меня отряды, пошёл решать свои вопросы на Русь, а в Швецию вернулось не более половины моих воинов, да ещё и без добычи. Ну, почти без неё, —
Станигост не был согласен с такими формулировками. Ему достоверно было известно о том, что шведы увезли немало «добычи» себе в Швецию. Именно шведы были в первых рядах тех, кто разорял окрестности Ростова, кто грабил Владимир, Суздаль.
Если высказывать все эти претензии прямо здесь и сейчас, то ничего хорошего не получится. Новгород нынче в положении просящего, хотя вся Новгородская республика, как бы не вдвое больше территориально, чем Швеция. Но Новгороду никак не выстоять в предстоящем противостоянии. Да и не хотели новгородцы воевать, они хотели создать у киевского князя впечатление такой силы, чтобы сам Великий князь Киевский не осмелился подойти к стенам Торжка, не то, чтобы к Новгороду или и другим городам республики.
И даже для этого крайне мало было всего лишь заключить соглашение со Швецией, нужно было стать частью Швеции, республикой, которая бы пользовалась всеми военными преимуществами шведов, но оставалась при этом полностью независимой во внутренних своих делах.
И это не все. Новгородцы отправили в посольство и датчанам, предлагая им основать свои города на севере-западной окраине Новгородской республики, в землях эстов, которые Новгород считал своими, но несколько иначе думали эсты.
— Если я приму твой город в свои вассалы, то придется воевать с Русью? — спрашивал король Швеции Сверкер.
— Лучше это сделать сейчас, когда внимание русского великого князя устремлено на юг, чем, когда он решит посмотреть на север. Уже сейчас русские основали город Славград и берут дань с чухонских племен. Они сдружились с вендами, против которых идет Крестовый поход. Так что, много, о чем стоит подумать, — сказал Станигост.
— Не нужно мне говорить про то, о чем я и без тебя прекрасно знаю. Я вижу, что на юге моих владений зреет держава, остановить развитие которой уже сейчас сложно. И почему ты мне не говоришь о том, что твои соплеменники уже договариваются с данами? — с лукавым прищуром спрашивал король.
Станигост немного растерялся. Он не хотел говорить о контактах Новгорода с другими игроками в Балтийском море. Но, раз шведский король уже знает, то отпираться нет смысла.
— Разве не будет нам помощью, если еще и данские воины станут против Руси? — спросил новгородец.
— Если ты хочешь стать моим вассалом, что должен согласовывать со мной все эти подачки данам или еще кому, — с металлом в голосе сказал король Сверкер.
— Но пока ни я, ни мой город, тебе не вассалы, — спокойно ответил Станигост.
— Я приму новгородцев себе в вассалы, я пошлю свое войско. Но кормить его будете вы. Вопрос веры решенный, — король припечатал ладонью по столу.
— Все знатные люди готовы принять
— Тогда вопрос решенный. Ешь, пей, можешь и какую прислужницу помять, мне не жалко. После будешь вспоминать, как тебя принимали у короля, — усмехнулся Сверкер.
Вопрос веры был самым острым. Призвать шведов были готовы все, даже простые новгородцы, а вот менять веру отказывались. Но элиты Новгорода знали, что без этого нельзя идти под руку шведского короля. Так что… Новгород становился католическо-православным городом, где элиты принимали власть Папы Римского, ну, а те, кого к власти новгородские олигархи не допускали, оставались православными.
* * *
— Василевс, ну, есть же в Иерусалиме патриарх, в Александрии, Антиохии. Отчего ты, после того, сколько уже сделала Русь во благо империи ромеев, отказываешь нам в этом? — спрашивал я у Мануила.
Император молчал.
Именно от него зависело то, чтобы на Руси появился патриархат. Нельзя было, по моему мнению, объявлять о Царстве Русском без того, чтобы иметь полную свободу в деле религии. Русь должна быть независимой. Мало того, но в Союзе двух держав, Византийской империи и Русского Царства, не должно быть подвластного государства. Уж, тем более, я не хотел допускать, чтобы Русь подчинилась Византии.
— Ты подкупил патриарха, воевода, он уже говорил мне, что не против предоставить русскому митрополиту Томас на патриаршество, — задумчиво говорил василевс.
— И ты не найдешь более верного и сильного союзника, чем Россия, — сказал я.
— Сербы начинают волноваться, венгерский король того и гляди пойдет войной. А он мой вассал. Я же все это вижу. Но все равно посылаю войска в Египет, делаю ведь то, что ты советовал. В чем именно мне поможет Русь? — спросил василевс.
— Херсонес принесли тебе, василевс, не спросив плату за это. Войско свое послали в Египет, флот свой использовали, –приводил я аргументы.
На самом деле, патриаршество на Руси — это вопрос уже почти решенный. Томас у меня есть, и я его самолично отвезу в Киев, чтобы, так сказать, заиметь хоть какие-нибудь преференции оттого, что я так сильно потратился.
В общей сложности, мною было потрачено больше четырех тысяч марок серебром, пусть и не деньгами, а товарами. Константинопольский патриарх получил и свечи, и бумагу, и даже зеркала. Я платил за Томас на патриаршество большими поставками. Но чего еще от меня хочет Мануил?
— Что нужно для того, чтобы ты, василевс, поставил свою подпись на разрешении? — устав ходить вокруг да около, спросил я.
— Сослужи мне службу, — оживился император. — Отправляйся к королю Гезе в Венгрию. Вернись от него с заверением мира и отказом поднимать сербов на восстание, и будет у Руси Томас на патриаршество.
«Так он у меня уже есть!» — хотел я выкрикнуть, но сдержался.
Теперь стало понятным, зачем меня вызвал к себе император. Не нравится быть тем, кого водят вокруг пальца, даже если это венценосный палец. Попросту получался шантаж в исполнении василевса. Мол, если я решу вопрос с венграми, значит, будет патриарх на Руси, обещанный еще год назад. Ну, а не решу… Да все равно будет, но позже.