Завтра может не быть
Шрифт:
Трамвай остановился на очередной остановке. Мужчина схватил девушку, повлек к дверям, выскочил первый и подал ей, как джентльмен, руку. Она покорно за ним следовала, за этим, как он сказал, «полковником Петренко». А он приобнял ее и потащил в сторону Лефортовского парка – как раз они выпрыгнули на остановке, четвертой от института.
– Пойдем, Варечка, поговорим на просторе, чтобы никто не слыхивал нас. Ведь кто услышит – сразу очумеет.
В старинном парке людей и впрямь оказалось мало, лишь какая-то парочка, обалдевшая от любви и друг от дружки, да мамаша со смешной старомодной коляской. Шла середина апреля, но установилась невиданная для столицы жара, и несмотря на то, что до майских праздников оставалось еще две недели, деревца уже покрылись легким изумрудным пухом.
– Да, моя дорогая, – продолжил Петренко, – я последовал сюда за вами, в пятьдесят девятый. Но не по велению сердца, как некоторые, и не сбежавшую любовь преследую – я тут нахожусь на спецзадании. И хочу тебя обрадовать, что ты отныне поступаешь в мое распоряжение. А как ты хотела? Ты – капитан, я по-прежнему полковник. И тело твое настоящее в двадцать первом веке содержится в целости и сохранности. Как и тело твоего любовничка Данилова. Оба вы там, у нас, в двадцатых годах двадцать первого века, пребываете в глубокой коме. Страшно подумать, сколько государство сил и средств уже израсходовало,
– Поработать? В каком смысле?
– Пошлифовать историю. Подрихтовать ее. Привести к новому знаменателю.
– Что вы имеете в виду?
– То самое и имею. То, как развивалась наша страна в последние шестьдесят-семьдесят лет, очень многих в начале двадцать первого века не устраивает. Посему принято решение, на самом высоком уровне, кардинально изменить историю России.
– А что не так?
– В то время как ты дезертировала в прошлое, у нас там, в двадцать первом веке, очень неприятные вещи происходят. Ужасные, можно сказать.
– Что? Атомная война?
– Слава богу, нет. Хотя в каком-то смысле – хуже.
– Что?!
– Для начала: на Земле разразилась страшная эпидемия. Называется коронавирус или ковид-девятнадцать. Сначала ей внимания не придали: вроде обычный грипп, как бывали разновидности, типа птичьего или свиного, но только он может от человека к человеку передаваться. Грипп оказался очень заразный. Пошел из Китая и довольно быстро распространился по всему свету. И главное, что его отличает: высокая смертность. Легкие у больного просто превращаются в труху. Десятки миллионов заболевших по всему миру. У нас в России – миллионы. И дело на том не останавливается. Сначала всех просто на карантин посадили: сидите дома и не выходите никуда. Потом видят: экономике трындец приходит. Да и вакцина вроде появилась. Но все равно по стране ежесуточно по двадцать тысяч новых заражений все равно происходило. А потом вдруг вирус мутировал, и появился новый ковид – двадцать один. Летальность от него была низкой, однако люди страдали тяжело и долго, несколько месяцев. Почти все выздоравливали, однако ускорить поправку никакие лекарства, ни антибиотики, ни антималярийные препараты, ни вакцины не помогали. Температура держалась несколько месяцев, по всему телу – язвы и страшная боль – везде. Словом, все в точности как в Откровении Иоанна предсказано: «Из дыма на землю вышла саранча; ей была дана та же власть, что дана на земле скорпионам… И не было ей позволено убивать их, а только мучить в течение пяти месяцев… В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее, они будут жаждать смерти, но бежит от них смерть» [8] . Да, и еще: та болезнь оказалась чрезвычайно заразная, и если заболевал кто-то в семье или в коллективе – гарантированно поражала всех ближних.
8
Откровение Иоанна. 9:3–6, здесь и далее в современном русском переводе Российского библейского общества.
– И вы, Сергей Александрович, переболели?
– Называй меня Александром Тимофеевичем, как по документам… Нет, я не заболел. Нас тогда сразу перевели на казарменное положение, мы сидели круглые сутки в комиссии, в нашем бункере. А вот Олечка моя и дочка – цапанули… Ситуация была отчаянная: госпитали забиты, новых пациентов принять не в состоянии. Все несчастные сидят – или, точнее, лежат по домам. Дойти до магазина невозможно, тяжело да и запрещено. Только социальные службы разъезжают, развозят продукты и кое-какие лекарства, болеутоляющие. По всей стране – вспышка самоубийств. Люди из окон бросаются, травятся газом… Работать никто не может, промышленность и сельское хозяйство остановились. Начались перебои с продуктами. Грабежи, мародерство… Наконец к двадцать второму году и эта пандемия прошла. Ну, как прошла? Все равно заражения случались, но самый пик миновал. Понемногу начали восстанавливать народное хозяйство. И тут, что называется, третий ангел вострубил. Практически одновременно, на протяжении двух-трех суток, произошли фатальные аварии на энергоядерных объектах во всем мире. У нас в стране сразу на четырех атомных электростанциях. На Ленинградской, Курской, Смоленской, Кольской. Взрывы примерно такой же мощности, как в Чернобыле и на Фукусиме. Вся европейская часть страны превратилась в настоящий ад. Уровень радиации такой – для того чтобы выжить, сидеть надо по домам, с закрытыми окнами и дверями. На улицу выходить – только в защитном костюме. Но все равно практически все источники воды оказались отравлены. Многие жители крупных городов просто бежали в Сибирь, на Дальний Восток – любыми способами, на поездах, на машинах. За Уралом АЭС в России не существует, поэтому и уровень радиации там оказался в норме. В Сибири начинали жить буквально на голом месте: занимали заброшенные советские пионерлагеря, пансионаты, военные городки. Или, как когда-то кулаки-спецпереселенцы, валили тайгу, расчищали поляны, рыли землянки… Помощи ниоткуда ждать не приходилось, пострадали практически все. Катастрофы случились по всему миру: США, Индия, Южная Африка, Япония, Аргентина, Китай… Около сорока аварий за пару дней. Потом провели расследование, плюс арабские террористы сами выступили: да, это мы мстим всему остальному миру, слишком богатому и самодовольному. Им удалось нащупать фатальные уязвимости в компьютерной безопасности АЭС и вскрыть их. Однако у цивилизованных стран в тот момент не оказалось сил и средств, чтобы найти и покарать террористов – настолько все оказались заняты своими проблемами. Карточки ввели практически на все продукты питания, на питьевую воду. Армия и спецслужбы взяли на себя восстановление и наведение порядка. Началась очень сложная, тяжелая работа по дезактивации городов и земель. И вот тут у нас в стране появился он. Мессия. Точнее, антимессия. Антихрист. Притом что он начал помогать и исцелять. И это реально работало. Вот представь, как это выглядело. Он въезжает в очередной город. Его радостно приветствуют толпы – в основном, конечно, с балконов, потому что выходить наружу боятся, но кое-кто в защитных костюмах и с улиц ему осанну поет. В открытом старом «ЗИСе» этот тип
9
Откр. 17:3–6.
– Дайте угадаю, – перебила Варя. – Звали того «мессию» Елисеем Кордубцевым?
– Да, ты совершенно права, – вздохнул полковник. – Тот самый тип, юный красавчик, которого мы брали в разработку в две тысячи семнадцатом и который убил Ваську Буслаева, а потом бесследно исчез [10] .
– Значит, он все-таки вынырнул и стал пакостить… – задумчиво протянула девушка.
– Да, и именно таким чудесным образом. И на радость восторженному населению, Кордубцев самолично стал объезжать наши города и веси. Разумеется, средства массовой информации ситуацию замолчать не смогли, и его рейтинги стали зашкаливать. И в конце концов он явился в Москву.
10
Подробнее об этом – см. в романе Анны и Сергея Литвиновых «Успеть изменить до рассвета».
– Значит, Антихрист снова выплыл на поверхность не в две тысячи тридцатом году, как виделось моему Данилову, а раньше и при более суровых обстоятельствах?
– Да, тут твой любовничек слегка ошибся… В столице, конечно, Кордубцева приветствует море народа, радиация снижается, больные исцеляются. Он поселяется в президентском люксе гостиницы «Москва», дает интервью избранным средствам массовой информации, которые всячески, по привычке прогибаться перед сильными мира сего, начинают его вылизывать. И тут Кордубцев представляет свою… не знаю, как назвать… Бабу, короче, если мягко. Значитца, во время пресс-конференции входит в комнату с телекамерами во плоти та самая девка, изображение которой он возил по городам в открытой машине. Она по-прежнему полуобнажена, в пурпурном плаще, с титьками наружу. В руках – золотой кубок с какой-то мерзостью. Кордубцев ее обнимает, целует в уста. И при этом где-то, общаясь с прессой, называет ее своею матерью. Где-то – сестрой. Где-то – женой. Все это совершенно расчетливо и намеренно. Потому что основа его философии, с которой он выступает и которую, чванясь, выпячивает с экранов телевизоров и интернет-каналов, такая: ВСЕ ПОЗВОЛЕНО. Эти слова становятся его рекламным слоганом, лозунгом: «Можно – всё!» Раз он может творить все что угодно, то и его последователям разрешается все на свете. Все заповеди – и Моисеевы, и Христовы, и Моральный кодекс строителя коммунизма – отменяются. «Разбуди внутри себя зверя!» Это еще один из его слоганов. И Кордубцев, не скрываясь, стремится к власти – к высшей власти. Каким-то непостижимым образом под него ложится и наш тогдашний гарант, он срочно принимает поправку к конституции, согласно которой президентом страны можно стать в возрасте не тридцати пяти, как всегда было, а в двадцать пять лет – ведь Кордубцев молод.
– Да-да, я помню, – прошептала Варя, – Елисей – девяносто восьмого года рождения.
– Его приглашают выступить на своих заседаниях сначала Госдума, потом Совет Федерации, устраивают пятиминутную овацию, восторженные крики. Но главное – народ поддерживает Кордубцева безоговорочно. Опросы показывают: рейтинг зашкаливает, выше пресловутых восьмидесяти шести процентов. На ближайших выборах он точно станет президентом. А его идея – «Все позволено» – тоже набирает все большую популярность. По стране прокатывается волна вакханалий, жестоких садистских убийств, изнасилований. Больше того: Кордубцев отправляется со своей шалавой выступать в Нью-Йорк, с трибуны ООН, и там тоже снискивает огромный успех. Все страны наперебой приглашают его с визитом. Многие выступают за то, чтобы именно он возглавил Организацию Объединенных Наций. Или стал даже, в нарушение всех местных законов, президентом США… Однако Кордубцев возвращается в Россию творить свои беззакония у нас.
– Какой кошмар… – прошептала Варя.
– В стране у нас его слишком многие поддерживают. Да, образовалось движение сопротивления – и я в нем состою. Но оно, к сожалению, малочисленное и не иначе как по наущению Кордубцева преследуется властями. Пока научно не доказано, однако в рядах Сопротивления крепнет мысль: все беды, что обрушились в последнее время на страну и мир, возникли только для того, чтобы Антихрист сумел ярко продемонстрировать свои таланты. Он же эти беды и вызвал. Он – их первопричина. А если не было бы в мире Кордубцева и его девки – не случилось бы и трагедий: ковида-девятнадцать, двадцать один, катастроф на АЭС… Бороться против лжемессии страшно сложно, народ его любит. Поэтому принято решение: ликвидировать его в прошлом. Как ты помнишь, одна доза «препарата Корюкина» осталась после твоего и даниловского дезертирства в сейфе нашей комиссии. Ее стали изучать и далеко продвинулись. Был создан аналог, и его испытал я. Как видишь, успешно. Возможно, скоро появятся и другие путешественники во времени. Вдобавок наши ученые серьезно продвинулись в работе над тем, как нам вернуться в свое время. Я запомнил химическую формулу и ноу-хау: как изготовить вещество, которое можно составить из доступных здесь реактивов, и вернуться нам троим: тебе, мне и твоему Данилову. В будущее, в котором, я надеюсь, не станет Кордубцева.
– Значит, ваше задание: ликвидировать ныне живущего здесь, в Москве – пятьдесят девять, деда Кордубцева?
– И не только деда. Не только. Всю его семью. И обоих дедов его, и обеих бабок. Все четверо – ныне в пятьдесят девятом – проживают в СССР.
– Вы предлагаете казнить людей без суда? И безо всякой вины? – прошептала Варя.
– Иногда приходится идти на жертвы, – сухо ответствовал Петренко. – Знаешь понятие: запланированные потери. И сопутствующий ущерб.
– А вы, Сергей Александрович, из какого года сюда прибыли?