Завтра нас похоронят (авторская редакция)
Шрифт:
Ланн спохватился, от подобных размышлений пасло жалостью, а ее он старался себе не позволять. Слишком сложно на его должности жалеть и ненавидеть одновременно. Лучше выбрать что-то одно, давно пора, когда наконец получится?
– Спасибо, – раздался вдруг тихий голос Вэрди. – Хоть стаю прокормлю. Мы будем хорошими. У нас еды нет… уже неделю. Ничего почти нет.
Быстро же сменила пластинку. Только что ерничала и дерзила, теперь говорит по-человечески, корчит из себя загнанную мать голодного семейства. Дурачится или правда оправдывается?..
– В ближайшие дни нас не увидите, – щедро пообещала Вэрди.
Рихард,
– Мне иногда жаль вас – взрослых.
Ей двадцать восемь. Или все-таки четырнадцать? Как считаются их годы, уже никогда не понять. Ланн мысленно взвыл, а вслух холодно ответил:
– Мне вас тоже. Пошла вон. Немедленно.
Вэрди некоторое время, казалось, сомневалась, но наконец поднесла ладонь к губам и подула на нее.
– Пока, комиссар.
Она вышла за дверь, но Ланн почему-то не сомневался: скоро они вновь увидятся.
Маленькая разбойница
[Восточная железнодорожная колея]
Я шла обратно. Наш заброшенный поезд стоял рядом с лесополосой. С одной стороны путей было старое военное кладбище, с другой – озеро, поросшее по берегам соснами и елями. Взрослые давно оставили эти места. О временах, когда к озеру приезжали отдыхать семьями, напоминали проржавевшие остовы летних кафе, откуда мы растащили все, что годилось для жилья, и гнилые причалы, уходившие прямо в грязную илистую глубину.
Некоторые вагоны нашего «дома» были сильно покорежены и без стекол, но некоторые вполне подходили, чтобы в них ночевать. Здесь временами даже бывало уютно, а засыпая, можно было представлять, что ты куда-то едешь. Как в старые времена, когда родители возили путешествовать. К ласковому морю, через горный перевал Бреннер, шпили которого похожи на сахарные головы.
Из первого вагона до меня сразу донеслись требовательные визгливые крики. Там было теплее всего, и там спали живые овощи – так мы называли детей, которым не было еще двух лет. Выброшенных на улицу, не успевших умереть и вовремя подобранных. За ними с самого начала ухаживала Маара – недоразвитая дылда с бельмом на левом глазу, внучка машиниста, который когда-то водил этот поезд. Вот и сейчас я сразу увидела ее массивную фигуру, отделившуюся от группки силуэтов у костра; видимо, ребята пекли картофелины, оставшиеся от наших скромных запасов и припрятанные от меня.
Маара боялась меня как огня и знала, что я не люблю крики, да и вообще против бесполезных младенцев. Поэтому я сделала вид, что не увидела ее, и замедлила шаг, позволив дылде скрыться в темноте.
– Эй! Вэрди!
Кто еще мог встретить меня первым, так помчаться навстречу? Конечно, светловолосый мальчишка в подранном джинсовом комбинезоне и с испачканным золой лицом. Алан.
– Как все? – спросил он, едва подлетев.
– Привет, Ал. – Я тряхнула кошельком. – Сегодня подвезло.
– Круто! – На секунду он просиял, но тут же нахмурился: – Ты велела докладывать, так вот… Карвен снова плохо из-за этих ее… штучек. Она отказалась есть и убежала.
Вот тебе и удачное возвращение. Я вздохнула, отстранила его с дороги и молча направилась в хвост поезда. Меня начинало колотить,
– Приходи потом. Я тебе картошки оставил! – крикнул Ал вдогонку.
Я ускорила шаг. Картошка сейчас волновала меня меньше всего, хотя минут пятнадцать назад я умирала от желания перекусить. Господи… если ты существуешь, почему все так? За что ей это?
…Карвен сидела на траве, низко опустив голову. Едва увидев меня, она приподнялась и вымученно улыбнулась. Моя маленькая лицемерка, как трогательно.
– Все уже в порядке. Не надо было бежать. Ты запыхалась.
– Да неужели?
Я села рядом и положила руку на ее выпирающие лопатки. Ночная тишина окутала нас, и даже голоса ребят уже едва доносились. Карвен трясло еще сильнее, чем меня, но она нашла силы опять улыбнуться:
– Ну… как господин Ланн?
– Благодушный ягненочек, как и всегда. – Я хмыкнула. – Не отобрал деньги. Чудной он все-таки. Временами кажется, сейчас сожрет, но временами вроде человечный. В общем, скоро сможем нормально поесть. Куплю тебе шоколадок… фруктов… или, может, какие таблетки нужны?
– Здорово… нет, ничего не надо.
Энтузиазма не было, что неудивительно для человека, которого только что рвало и который, видимо, не до конца понимает, где вообще находится. Новый спазм заставил Карвен со стоном согнуться. Она успела лишь бросить: «Отойди!» и резко отвернуться. Рука взметнулась к груди, точно подруга хотела еще сильнее продавить свою и без того впалую грудную клетку. А потом я как обычно услышала звуки рвоты и, несмотря на сумерки, увидела: трава окрасилась в красный.
Карвен никто не удочерял; большую часть времени после Рождества она жила на улице. Она сразу оказалась изгоем и среди ребят – даже в стае ее считали слишком ненормальной. Скорее всего, ей было несладко, когда еще не умерли родители. Во всяком случае, я, например, не представляю, как жила бы с такой дочерью.
Она была очень худой. Все мы из-за постоянного голода выглядели как узники лагерей, но в сравнении с нами она казалась скелетом. Скелетом с растрепанными волосами, полуседыми и похожими на волосы старухи. В сочетании с кукольным личиком это пугающе. Впрочем, это еще не самое пугающее в Карвен.
Она прочла множество книг и была нашим «мозговым центром» – логичная и аккуратная, она могла просчитать что угодно. Если Карвен сама шла на воровство, ее никогда не заметали. Удача любила эту девчонку больше, чем всех нас вместе взятых, тоже не просто так.
Дело в том, что у Карвен всегда была некая… способность. Как бы дико это ни звучало, она видит мертвых и говорит с ними. Как и почему это пришло, она не знает, да и вряд ли возможно найти здравое объяснение. Это в фильмах и книгах есть облучение, или сумасшедший ученый, или чародей, наделяющий тебя даром. В жизни ты либо рождаешься странным, либо нет. Карвен родилась такой, и мне всегда казалось, именно с этим связан недуг, сгибающий ее пополам. Каждый раз, когда это случалось, Карвен убегала. Однажды я догнала ее, впервые увидела кровь и потом видела всякий раз. Боюсь – и все равно стараюсь не оставлять Карвен в такие моменты – из страха, что однажды она выблюет печень или еще какой-нибудь нужный орган. Хотя чем я ей в таком случае помогу, я же не врач.