Завтра наступит вечность
Шрифт:
У нее не было никаких шансов спасти обоих, и все-таки она пыталась это сделать.
Я оседлал одно из тел – им оказался Стерляжий – и принялся работать. Мешала борода, и все время западал язык. Через минуту я вымотался, как галерный раб, но ощутил под ладонью толчки сердца. Еще немного – и Стерляжий захрипел и задышал.
Ну то-то. Что такое легкие и сердце, как не два насоса, один воздушный, другой жидкостный? Кто смеет утверждать, что я не в состоянии справиться с запуском каких-то насосов? Тьфу!
Надя склонилась
– Получилось, Свят! Получилось!
Она заплакала и принялась целовать меня. Вот против такой терапии я ничего не имел против!
– А где Песков?
– Жив, – сказал я, не собираясь раскрывать всей правды. – Его на утесе не было. Медвежья болезнь одолела, наверное. А может, побежал проверить, как устроились его гамадрилы. Сейчас придет.
Надя перевела дух.
– Хорошо то, что хорошо кончается.
Я так не думал. По-моему, все только начиналось.
Само собой разумеется, от грозы не пострадал ни один австралопитек – они-то прекрасно знали, чем чреваты ночевки на скальных лбах, когда тучи швыряются молниями, и переждали катаклизм на земле. Никто из них не был съеден – ночные хищники тоже трусили. Зато нам досталось по полной программе. У Аскольда целый день тряслись руки, а у Стерляжего плохо действовала правая половина тела. Остались живы – и то удача.
Имуществу повезло меньше. Одну рацию, смытую потоком воды, безнадежно покалечило при падении с утеса, испортился прибор ночного видения, барахлил пеленгатор. Оружие и боеприпасы уцелели (хотя кое-что нам пришлось подбирать у подножия утеса), но от медикаментов и всяких полезных мелочей осталось меньше половины того, что мы имели перед грозой. И меньше трети первоначального запаса.
Песков вернулся как ни в чем не бывало, охал, ахал и ругал подлюку-судьбу. По его словам, он действительно спустился вниз, пардон, по большой нужде, а как увидел, что в шалаш попала молния, моментально кинулся назад, но не сразу сумел одолеть скользкий подъем. Выходило, в общем, правдоподобно.
Я и не сомневался, что у него выйдет правдоподобно. Мне было любопытно другое: заметил он меня во вспышках молний, когда я шел по полочке назад, прижимаясь к скале и ловя разинутой варежкой падающую воду, и чуть позже, когда я засквозил вниз, и когда ожил и начал карабкаться наверх? Вполне мог заметить.
А мог и не заметить. Запросто мог. Во всяком случае, он не бросал на меня исподтишка никаких подозрительных взглядов. Все-таки ливень стоял стеной, да и молнии не столько освещали, сколько слепили. В таких условиях не больно-то много разглядишь, да и смотрел он, наверное, на вершину утеса, а никак не на середину…
Что же он все-таки прятал там, в расщелине?
И куда перепрятал?
После грозы пошел обыкновенный
Стоп. Мы что, собираемся застрять тут до следующего сухого сезона?!
Полупересохшая речка вздулась и вышла из берегов. То, что она не сумела затопить, походило скорее на болото, чем на саванну. В грязи с увлечением промышляли австралопитеки, поодиночке и группами – надо полагать, добывали червей и улиток. Столбиками, как суслики, стояли дозорные – высматривали опасность.
– Пошли, Свят, – сказала Надя, когда мы вернулись, обойдя утес по кругу и подобрав смытое имущество, какое удалось найти.
– Куда?
– Веток нарубим. Надо построить новый шалаш.
Я покачал головой:
– Надо идти к танку.
– Опять ты за свое?
– Опять, – сказал я. – У нас функционирует одна рация, да и та скоро сдохнет. Кроме того, мы не знаем, цела ли моя рация у Лаза. Надо переселяться в котловину, не то, пожалуй, застрянем здесь навсегда. Приживемся. Личинок жевать научимся, водой из лужи запивать. С австралопитеками смешаемся, питекантропов народим. Внесем посильный вклад в эволюцию антропоидов.
Надя фыркнула.
– С-с-в-вят п-прав, – с усилием промычал Стерляжий, мучительно кривя нерабочую половину рта. – С-сегодня и в-выйдем. Да, В-ваня?
Песков молчал.
– Завтра, – сказал я.
– С-сегодня. П-п-постараюсь н-не быть в т-тягость. К-костыль бы мне…
– Сказано – завтра, – отрезал я, вешая на плечо «абакан». – Отдыхай, восстанавливайся. Речь тренируй. А завтра постарайся в самом деле не быть в тягость. Счастливо оставаться, я на охоту. Стройте навес на ночь, лечите болячки. Пока.
«По какому праву…» – начал было возмущенный моим самоуправством Аскольд, но я уже широко шагал, разбрызгивая грязь и нимало его не слушая. Мне хотелось только одного: в темпе смыться, пока не разгорелась свара. Вряд ли кто-то решится попробовать остановить меня, угрожая оружием. Проще смириться и переждать день. А мне хватит и нескольких часов.
Дождь все не переставал. Вода проникала за шиворот, ей было там уютно и тепло за мой счет. Капало с отросшей бороды. Саванна еще не начала расцветать, она пока просто впитывала влагу, жадно пила ее и все никак не могла напиться. На расстоянии в пятьсот шагов наш утес перестал казаться утесом – пятно и пятно. Серость в сырости. Меньшими пятнами вырисовывались гранитные лбы. В бинокль было видно лучше; я различил наш временный бивак и довольно ясные человеческие силуэты. Я даже мог отличить их от фигур австралопитеков.