Завтра никто не умрет
Шрифт:
Сколько времени прошло? Секунд восемь? Он вывалился из будки, покатился по настилу. Плечистый вскинул автомат – а Туманов уже не успевал. Доколе ему одному страдать? Впрочем, он уже не один. Оксана не дремала – хлопнул выстрел с горы, охранник выпустил автомат, схватился за простреленное бедро. Могла бы и точнее. Туманов подлетел, ударил его прикладом в висок, и громила, взмахнув руками, полетел в воду. Павел спрыгнул с настила, и снова вовремя – очередь пропорола пространство, где он только что стоял. Оксана застрочила, вскричал охранник, растянулся посреди причала. Третий кинулся прочь, поскользнулся на скользких досках, замахал конечностями. Туманов налетел сзади, сбил
– Ну и как она – встреча в верхах? – пошутил Туманов.
– Состоялась, – выдохнул Рудик. – Недолго мучилась старушка.
Внезапно он ахнул.
– Ты как, справишься, Павел Игоревич?
– Да уж постараюсь...
Награждая противника второй оплеухой, он обернулся. Газарян вовремя среагировал. Громила, вдоволь накупавшись, выкарабкивался на причал. Рудик подлетел к нему, вскинул автомат. Но тот уже почти выбрался, махнул лапой, и автомат с Газаряном разлетелись в разные стороны. Проделав кульбит, Рудик вскочил, сжимая обеими руками здоровенный булыжник. Оба рычали. Нога здоровяка скользнула с причала – в этот звездный миг Газарян и огрел его булыжником по макушке. Охранник сорвался с настила, шумно погрузился в воду.
– Другой лом, – отдуваясь, пояснил спецназовец, видя, что Туманов критически наблюдает за его действиями.
– Другой что? – не понял Туманов.
– Против лома нет приема, – напомнил Газарян народную мудрость, – кроме другого лома, Павел Игоревич. Черт! Вы посмотрите на него, опять лезет!
Всплыла голова, замелькали руки над водой. Рудик перевернулся на живот, схватил голову врага, стал, кряхтя и матерясь, погружать ее в воду.
С неба свалилась Оксана, стала прыгать от нетерпения.
– Боже правый, вы все копаетесь. Давайте быстрее!
Туманов перевернул побитого охранника на спину. Звучной пощечиной привел в чувство, приставил пистолет с пустой обоймой ко лбу.
– Подожди, не убивай, – захрипел тот, выкатывая глаза.
– Убью, – пообещал Туманов.
– Не убивай, прошу...
– «Прошу» уже не прокатит, дружище. Ты должен умолять.
– Умоляю, – охранник завертелся, как пескарь на крючке.
– Какое судно на ходу? Как его завести? – Павел схватил страдальца за грудки, резко встряхнул. – Быстро отвечай, иначе буду стрелять, не думая.
– Катер рабочий и шлюпка рабочая... – забормотал пленник, – в лодке двигатель чихал, а с катером все в порядке... Ключи от зажигания – в будке... в углу на крючке...
Туманов отправил его в нокаут. Побежал по настилу, чуть не запнувшись о разлегшегося Газаряна.
– Ты чем тут занимаешься? – злобно бросил он.
– Утоплением, Павел Игоревич... путем погружения в воду... Вот черт! Не видите, какой он живучий?
– Бросай свою порнографию! – зарычал Туманов. – Пусть живет! Нашел игрушку... Все на борт! Умеешь управлять катером, Рудольф?
– Павел Игоревич, да вы мне только прикажите, я и ракетой «земля-воздух» управлять буду.
– О, сейчас мы, кажется, поплывем? – забурчала Оксана и, игнорируя шаткий трап, попыталась запрыгнуть на борт прямо с настила. Подломилась доска, она схватилась за леер, но не удержалась. Оглашая пространство крепкими непарламентскими выражениями, девица полетела в воду.
Этот день ему вовек не забыть. Дождь молотил без остановки. Туманов вытаскивал Оксану из воды – она стучала зубами и призналась по секрету, что никогда еще в жизни так не материлась. Газарян, вознося хулу к небесам из недр рубки, пытался оживить двигатель. Заводился тот с натугой, неохотно,
– Все на пол! – заорал Туманов. Повалил Оксану, закрыл ей голову. Свалилось что-то в рубке, катер резко повело в сторону.
– Все в порядке, – проорал Газарян, – я держу штурвал!
– Да хрен ты его держишь! – визжала Оксана, катаясь по палубе. Туманов кинулся ее ловить – как бы за борт опять не упала. Она ударилась в леер, тоскливо воя, вонзилась в ворох каких-то мешков, канатов, предметов непонятного (но явно морского) назначения. Туманов накрыл девушку, как бык овцу. Катер уже не носило, словно машину с летней резиной по льду – трещал мотор, суденышко шло, разбивая носом вздыбленную серую воду. По правому борту остались террасы, заваленные щебнем, обломки красных песчаников, огромные гранитные утесы, обрывающиеся в воду. С каменных расщелин, с карнизов скал с криками снимались стаи птиц, кружили над островом. Распахнулась седловина, засыпанная камнями. Газарян лихорадочно выкручивал штурвал – суденышко легло на левый борт, принялось обходить остров по широкой дуге.
– Рудик, ты точно не ранен? – крикнул Туманов.
– Думаю, да! – подумав, отозвался парень.
– Да – это что? – не понял Павел.
– Слушай, ты, – завертелась под ним Оксана, – может, снимешь руку с моего третьего размера?
«Мой любимый размер», – машинально подумал Туманов, неохотно убирая руку. Глаза Оксаны блестели совсем рядом. Она смотрела на него, не моргая, дышала, словно пешком поднялась на небоскреб.
– Бесстыжие! – хохотал из рубки Газарян. – Ого-го, мы наблюдаем рождение большого и светлого чувства! Дорогая, а как же я?
– Да пошли вы все, – разозлилась Штурм и стала выкручиваться.
Налетел ураганный ветер. Корпус катера отчаянно затрещал.
– Ой, меня сейчас унесет, – запищала Оксана.
Двигатель разработался, уже не кашлял – глухо рокотал. Несколько минут спустя они собрались в пропахшей потом и металлом рубке. Людей трясло от холода, мокрая одежда стояла колом. Допили оставшийся коньяк, зачарованно смотрели, как на расстоянии пяти-шести кабельтовых в полной мистической красе предстает остров, с которого они вырвались. Островерхие скалы почти касались клубящихся туч, волны захлестывали нагромождения валунов. Казалось, он не отдаляется, а медленно движется вдогонку.
А впереди клубилась непредсказуемая муть. Огромные кучевые облака наезжали друг на друга, дробились на отдельные клочья.
– Ты бы лучше сбавил ход, – проворчал Туманов, – а то впишемся куда-нибудь не туда.
– Я лучше знаю, как лучше, Павел Игоревич, – смело заявил Газарян, поглаживая цветущий ржавчиной штурвал. – Не волнуйтесь, я чувствую эту штуковину. У меня отец работал в ремонтных доках на Истре, я такие корыта водил с ним до семнадцати лет, пока школу не окончил.
– Ты ходил в школу? – усмехнулась Оксана.