Завтра опять неизвестность

Макгиверн Уильям

Он смотрел на Ингрэма в тишине, прерываемой только слабым храпом старика, спавшего в углу. Холод и вонь в большой пустой комнате, казалось, заставляли их стать ближе друг другу, сжимая в единую человеческую ячейку. Страх и напряжение Эрла немного ослабели; неожиданно он почувствовал себя с Ингрэмом свободнее, понял его, и теперь захотел, чтобы тот тоже его понял. Он осознал, что они оба оказались в одинаково безвыходной ситуации. Не просто в беде... тут было нечто большее. Он подумал, что они живы и одиноки, и что-то помогло ему понять, что оба этих слова в известной мере означают

одно и тоже; одно вытекает из другого. Это понимание не вызывало ужаса; настоящий ужас возникает, если не знаешь, что каждый человек сталкивается с той же проблемой. Что каждый одинок. Не только ты...

– Видишь ли, Самбо...
– Эрл немного поколебался.
– Ты не возражаешь, что я постоянно называю тебя Самбо?

– Это такое же имя, как любое другое.

– Ну...
– Эрл взглянул на свои грязные руки, на грязные ногти и завитушки волос на смуглой коже.
– Я всегда знал, что от меня мало проку. Потому что знал, откуда я взялся. Знал своего старика.
– В этом признании слышалась боль, но не стыд; просто констатация очевидного горького факта.

– Это груз, который нужно нести, - сказал Ингрэм.
– Но, черт возьми, вы и ваш старик - это два разных человека. Он есть он, а ты есть ты.

– Я знаю, - задумчиво протянул Эрл.
– Я так себе это и представлял. И ты сказал мне, что я глуп.

– Не глуп, - сказал Ингрэм, покачав головой.
– А просто не слишком сообразителен. Большая разница. Давай выпьем по этому поводу, хорошо?

Пока он разыскивал стакан Эрла, с кухни вошла Крейзибоун, тихонько что-то напевая про себя.

– Идут охотники за лисами, - радостно заявила она.
– Я только что видела на лугу одну из их собак. О, какое интересное зрелище.
– Она медленно сделала легкий пируэт, заложив обе руки за голову.
– Джентльмены в красных камзолах и такие спокойные и красивые леди, и лошади прыгают через изгороди.
– Она пронзительно рассмеялась.
– Иногда случается так, что леди падают на свои симпатичные круглые зады. О, честное слово, это великолепное зрелище.

Старик заворочался под одеялами.

– Ты меня разбудила, - раздраженно проворчал он.

– Пожалуй, я предложу Лорен спуститься вниз, - сказал Ингрэм.
– Мы заболтались и продержали её там больше часа.

Крейзибоун посмотрела на детали, которые Ингрэм извлек из радиоприемника.

– И не пытайтесь собрать его, - сказала она, решительно покачав головой.
– Она снова разобьет.

– Кто?
– спросил Ингрэм.

– Женщина. Она плохо воспитана и вредная, этого вы не найдете у настоящих леди. Леди должны быть нежными и мягкими.

– О чем она?
– спросил Ингрэм Эрла.

– Она - сумасшедшая. Лори просто споткнулась и ударилась о стол.

– Ха - ха, - весело рассмеялась Крейзибоун.
– Это она так рассказывает. А сама подняла приемник и швырнула его на пол. И я знаю, почему она так сделала.

Ингрэм посмотрел на разбитый корпус приемника. В самом деле, уж слишком он раскололся для простого падения со стола... У него зародилась легкая тень сомнения.

– И почему она его разбила?
– медленно спросил он.

–

Ей не нравилась музыка, - охотно и искренне заявила Крейзибоун. Она не мягкая и не нежная. Вот уж несчастье для настоящего мужчины!

Ингрэм вздохнул, глуповато улыбнувшись Эрлу; подозрение, которое уже почти сложилось, заставило его почувствовать себя очень неловко.

– Ну и дает, - сказал он.
– Она бы неплохо смотрелась в армии.

Но Эрл на него не смотрел; он пристально вглядывался в окно, за которым волны белесого тумана тянулись по размокшим полям.

– Тебе лучше подняться наверх, - медленно произнес он.
– Присмотри за этими охотниками.

– Конечно, Эрл. Хорошо.

Глава двадцать первая

День постепенно прояснялся, и к полудню тонкий солнечный луч упал на потертый ковер в гостиной доктора Тейлора в Эвондейле.

Келли стоял у окна, сунув руки в карманы, шериф плотно уселся на стуле с прямой спинкой, положив свою широкополую шляпу на колено. В комнате они были одни, но говорить было не о чем; никаких соображений, которыми стоило обменяться; воцарившееся молчание стало знаком их неудачи.

Они здесь работали с самого рассвета, допрашивая доктора и его дочь, затем вернулись в Кроссроуд, чтобы получить новую информацию от агентов и полицейских, работавших по этому делу. Но до сих пор не удалось получить никакой определенной зацепки.

Правда, они узнали целый ряд существенных обстоятельств. Они узнали состояние белого, узнали, что негр болен и его лихорадит. И ещё они узнали, что беглецы укрылись в каком-то старом сельском доме, что вначале у них был фургон, а сейчас появился седан.

Из других источников они узнали, что седан принадлежит женщине по имени Лорен Вильсон, приятельнице Эрла Слэйтера. Френка Новака задержала полиция в Балтиморе, и он заговорил; от него получили фамилию Слэйтера и его адрес, это вывело на аптеку в Филадельфии, где работала девушка. Сейчас её машина исчезла, и в квартире тоже было пусто. Связь казалась совершенно очевидной; негр привез её в убежище, где они скрывались. Потом поехал в Эвондейл за доктором.

"- Парень неплохо соображает", - подумал Келли с невольным уважением.

Еще он подумал, что врач охотно с ним сотрудничает. Во всяком случае, старается сделать все возможное. Он считал удары своего пульса, чтобы определить время поездки, и по его оценке негру понадобилось около часа, чтобы доставить их на место. Правда, он не мог учесть все повороты и крюки по дороге. И его оценки того, сколько они ехали по бетону и сколько - по проселочной дороге, оставались всего лишь предположениями.

Вооруженные этими фактами и соображениями полицейские на десятке машин в тесном сотрудничестве с агентами ФБР, разъезжавшими на джипах и фургонах для овощей и фруктов, прочесывали местность к юго-западу от Кроссроуда. Удалось установить самолет, звук которого слышал врач; это был коммерческий рейс, направлявшийся на юго-восток в сторону Нью-Йорка. Если память врача не подвела, они находились к западу от федерального шоссе, когда самолет пролетал над головой.