Завтра война
Шрифт:
– Видал, как расчирикался, – проворчала женщина, однако в ее голосе Эстерсону послышались нотки сомнения.
– Между прочим, не смутил ли вас, моя прекрасная незнакомка, тот факт, что эту планетку прочесывала вовсе не полиция и не какой-нибудь осназ, а корпоративная охрана?
– Можно подумать, есть разница…
– Разница есть! Видели ли вы хоть когда-нибудь корпоративную охрану на тушении пожара? На спасательных работах? На поимке сбежавшего из зоопарка вольтурнианского всеяда? При освобождении заложников?
– Ну… Допустим, не видела.
– И
– Не знаю, – мрачно сказала женщина. – Не знаю. В твоих словах, конечно, есть доля истины…
– Доля истины! – саркастически воскликнул Эстерсон.
– Но… Но, честно говоря, мне все равно, кто и для чего тебя ловит. Рецидивист ты или нет, а все равно тебя надо сдать в консульство. И пока за тобой не прилетят, ты будешь сидеть здесь.
Только тут Эстерсон осознал, что они уже пришли к месту его заключения.
Женщина включила свет и подвал уставился на конструктора широко распахнутыми глазищами голубых ламп.
Подвал был перегорожен надвое стальной решеткой, оба края которой были вмурованы в пенобетон: верхний – в потолок, нижний – в пол. Таким образом, из дальней части подвала получалось нечто вроде тюремной камеры.
Она была наполовину завалена самым разным строительным хламом: отчетливо различались обрезки труб, баллоны и пакеты, рулоны теплоизоляционной и люминофорной пленки, перфорированный металлический профиль, мешки с порошковым клеем.
В камеру вела дверь – тоже из стальных прутьев, – которая запиралась на замок. Дверь, кстати, была приоткрыта – видимо, хозяйка не очень-то верила в то, что кто-то из местного населения позарится на все это барахло.
– Заходи, располагайся, – сказала женщина и распахнула перед Эстерсоном дверь. – Чувствуй себя как дома.
– Я думаю, у вас отличное чувство юмора, – заметил конструктор.
– Для рецидивиста ты слишком много думаешь.
Женщина ушла, а Эстерсон получил возможность осмотреть свое узилище и поразмышлять над затейным узором судьбы, вытканным последними событиями.
Вот, например, эта станция.
Стоило ли мечтать о ней, чтобы в конце концов оказаться за решеткой? Стоило ли строить воздушный шар, чтобы теперь, в прохладной и сырой тиши, мучиться от рвущей грудину боли и ожидать, пока консульство пришлет вертолет?
Или даже так: стоило ли драпать с Цереры, чтобы рано или поздно вернуться на нее же, только в качестве пойманного беглеца?
«То-то генерал Родригес обрадуется…»
Но эти мысли вызвали у Эстерсона неожиданно сильное отвращение. Вроде бы все так, но только… Но только ну его к черту, этого Родригеса!
«Нет, она права. Я и впрямь слишком много думаю! – решил конструктор и усилием воли прекратил свои пустопорожние медитации. – Нужно действовать, а не думать. Нужно бежать!»
Легко сказать: бежать.
Чтобы чем-то заняться, Эстерсон принялся за осмотр хлама.
Он внимательно прочел этикетки на баллонах со строительной пеной, постукал о пол волейбольным мячом (его брат-близнец остался лежать до времени за ворохом русских газет и журналов трехлетней давности), осмотрел содержимое картонных ящиков – поношенные джинсы, измазанные краской футболки, ракетки для настольного тенниса, спущенный надувной диванчик, облысевшая щетка для чистки бассейна, короче – хоть сейчас открывай секонд-хенд.
Но ни взрывчатки, ни ножовки для работы по металлу, ни даже простенькой циркулярной пилы среди хлама, увы, не обнаружилось. Таким образом, с идеей перепилить прутья тюрьмы пришлось расстаться сразу.
А замок? Может быть, его получится открыть? Хакнуть? Обмануть?
Но замок оказался целиком и полностью механический, безо всякой электроники. Хакать в нем было нечего. Требовался банальный ключ.
Тут на Эстерсона накатила усталость. Он соорудил себе лежбище из газет и журналов (пол был холодным, почти ледяным) и улегся на него, подложив себе под голову огнетушитель, обмотанный тремя парами потертых джинсов.
Он сам не заметил, как погрузился в тревожную дрему, из которой его нескоро выдернул звук шагов на лестнице, ведущей в подвал.
«Неужели так быстро прилетели, живоглоты проклятые?» – пронеслось у него в мозгу.
Конструктор мигом открыл глаза, ороговел душой и уселся на своей «постели». Вид у него был затравленный.
К счастью, это была всего лишь амазонка. Она волочила за собой по ступеням латексный матрас.
Она бросила матрас у самой решетки, буркнула что-то невразумительное и стремительно убежала наверх.
Во второй раз она тоже вернулась не с пустыми руками. А с подносом, на котором стояла кастрюлька с ароматным варевом, пачка печенья в шоколаде и пакет яблочного сока.
– Вот, ужин тебе принесла, – прокомментировала женщина. – И матрас. А то еще простудишься. Ночи холодные… в подвале-то…
– Они сказали, что приедут только утром? – поинтересовался Эстерсон.
– Они еще ничего не сказали. Тебе повезло. Или не повезло – даже не знаю.
– В каком смысле?
– Тут буря случилась. Вытяжной аэростат антенны о тучи стучит, как бараний хвост. Связи нет. Старье – давно выкидывать пора…
– В общем, вы не можете поговорить с консульством. Правильно?
– Правильно. Но ты не очень-то радуйся. К утру наверняка распогодится.
– То есть как минимум до завтрашнего полдня – я ваш гость.
– Гость – это, пожалуй, слишком. Лучше – узник.
– Ну хорошо, пусть узник, – улыбнулся Эстерсон.
По правде говоря, он был ужасно рад, что женщина его навестила. Да и грубила она теперь не в пример меньше – наверное, потому, что толстая стальная решетка позволяла ей больше не тревожиться о своей безопасности.