Завышенные ожидания
Шрифт:
Коллективное надувательство
В группе «Маргинальная литература» во «ВКонтакте» наткнулся на очень интересный текст: Felix Culpa[4]. Привожу его здесь полностью, потому что он очень характеризует состояние современного искусства:
«На хуй, здравствуйте! Вы знаете, кто такая Ольга Токарчук? А это, блядь, лауреат Нобелевской премии по литературе в этом году! В перерывах между еблей (см. о сексуальных скандалах в Нобелевском комитете) комиссия читает некий массовый твиттер и вылавливает оттуда тексты, потом, как «Спортлото», крутит
Вы знаете хоть одно произведение этой Токарчук? Да эта тетка таинственней, чем та бабуля из Белоруссии — Алексиевич; про бабулю мы знаем, что она вроде бы как лауреат премии Ленинского комсомола и обладатель ордена «Знак Почета» (СССР), сейчас хает Путина и получает уже другие ордена. (Я вообще поражаюсь их способности приспособляться. Какой-то коллективный Михалков, какой-то повальный Кобзон: при любой власти — свой человек!)
Книги Токарчук еще десять лет назад издали в НЛО, ну вот на хуй никому не нужны — валяются на складах, отдают за сто рублей — лишь бы взяли.
Да, какой-то пиздец».
Вот такой вот точный диагноз всем нам. Мы разучились даже мечтать, мы жуем то, чем нас потчуют очень недалекие люди. Надежда и мечта умерла, наш мир обречен.
Вальдемар
В день советской конституции родился мой отчим. Я его зову Вальдемар, ему нравится его второе имя. И вот 7 октября я с дочкой Машей еду к нему в загородный дом в Дмитрове, где они живут вместе с моей матушкой.
Неким образом Вальдемар успел плюнуть в историю. В сентябре 1971 года в Москве он перелез через пятиметровый забор американского посольства и попросил политического убежища. Будучи молодым студентом-бунтарем, по вражескому радио он наслушался сказок о счастливой жизни на Западе. Конечно же, на Западе жить легче, вольготнее и комфортнее, но это не вся правда. Вся правда в том, что и на комфортном для проживания Западе мы никому не нужны. Комфортную жизнь у себя мы построить не в силах, и поэтому единственное, что нам остается, это плевать в сторону цивилизованной Европы.
Вальдемара американцы отдали советским властям, и он из студента элитного Плехановского института превратился в городского сумасшедшего, сосланного на стройку в крымский Симеиз. Карьера его отца, большой шишки из Минфина СССР, была испорчена, а сам Вальдемар был выброшен на обочину советской системы.
Сейчас ему исполнилось уже 69 лет, и он тяжело болен раком. Впрочем, как человек старой закалки, он не верит в свое заболевание, ни на что не жалуется и не пеняет на тяжелую судьбу.
Сны о Кубе
— Почему я, сука, негр? Почему меня теперь зовут Рикардо? Что я делаю на плантациях Гаити? — истошно кричал Андрей.
К Андрею-Рикардо подошел хозяин.
— Работай, сука! — произнес он и больно ударил Андрея-Рикардо кнутом.
Ничто не предвещало такого конца. Андрей прилетел на Кубу обычным туристом. В конце декабря в Варадеро русские и канадские туристы проводили время в баре отеля Club Carey. Андрей уже успел побывать в баре «Билз», где кубинские музыканты играли превосходные каверы старинных рок-групп, и теперь коротал время с другими россиянами. Больше других среди русских туристов выделялся Дима со своими друзьями. Своей энергией Дима заряжал и русских, и канадцев, а когда ему с компанией бар отеля приелся, то они улетели на Ямайку, чтобы вдоволь насладиться культурой растаманства.
Среди россиян, как это обычно бывает,
— Мы русские, и с нами Бог. Русские своих не бросают! — вопил Мешков после литра водки, когда мы его везли на каре в его номер.
Но через пару минут Мешков воскрес в баре вновь, на нем были смешные семейные трусы. Карманов на трусах не было, что означало, что ключи он оставил в закрытом номере, и как он собирался попасть к себе в номер вновь, никто не понимал.
Устав от бесконечных посиделок в баре, наутро Андрей направился на экскурсию в Гавану. В центре Гаваны к нему подошел темнокожий парень и предложил кубинских девочек, марихуану и кокаин.
— Я узнал тебя, ты же из Варадеро, я узнал тебя по моряцкой фуражке с надписью «Venice».
Поколебавшись, Андрей согласился, похоть победила все разумные аргументы.
— Давай кокаин и девочек, — сказал Андрей добродушному незнакомцу.
После того как Андрей вдохнул белого порошка, он очнулся уже темнокожим Рикардо.
— Уважаемые пассажиры, наш самолет рейса Сургут — Москва приземляется в аэропорту Внуково.
Никогда для Андрея пробуждение не было таким радостным.
Неизбежность. Армагеддон 2020
Впервые я пишу повесть, не под впечатлениями расставаний с любимыми, потерями близких людей. Я решил написать о самом главном, о чистом и абсолютном пиздеце, без всяких примесей.
С одной стороны, мне хотелось прикоснуться к теме смерти, как логического конца человеческой жизни, и даже человечества, а с другой стороны, написание книги было вызвано шумихой и репетицией конца света, вызванное новым заболеванием — КОРОНАВИРУСОМ. Собственно, сам вирус не грозил человечеству вымиранием, но все мировые СМИ подхватили апокалиптическую волну, и стали нам ведать о последних днях человечества, чем ввергли в панику большинство людей на планете. Также появилось и большое количество диссидентов, которые отрицали само существование вируса, и в знак протеста они прилюдно чихали на общественность, а самые яркие протестующие облизывали крышки унитазов.
Я не относился не к испугавшемуся большинству, не к протестующему меньшинству. Признавая, что появился новый вирус, я не видел в этой истории что-то исключительное и чрезвычайное. Природа вирусов такова, появляться и отмирать, порою унося за собой большое количество людей. Однако, умирать в любом возрасте неприятно, но я таки решил исследовать тему умирания.
Наш добрый шеф, в самом начале недели, собрал нас на совещание, и объявил: «Из-за этого чертова коронавируса теперь неизвестно, что будет с нашей фирмой, будем ли мы работать еще неделю или может быть месяц, а может быть это уже конец, и никакой зарплаты больше не будет».
Заявление шефа выглядело правдоподобно, ведь наша фирма занималась налоговыми консультациями, а кому нужны консультации по налогам, если весь этот мир катится к черту. Меня единственного, как самого здорового человека, занимающегося спортом оставили на дежурство по офису, и все сотрудники испарились. А что еще нужно писателю-мизантропу, кроме пустого офиса и апокалиптичной картины мира?
Целую неделю я пытался работать, лишь изредка отвлекаясь на изучение английского языка. Апокалипсис меня не касался, я жил, как обычно, за исключением того, что прекратились мои вечерние тренировки по боксу. Все общественные места, даже спортивные заведения были закрыты на карантин.