«Зайцем» на Парнас
Шрифт:
В бревенчатом верниковском домике встречали его приветливо, Анна Демидовна говорила: «А вот и наш Юра». Вслух читали какую-нибудь книгу, спорили о ней или девушки играли на пианино с пожелтевшими от времени клавишами.
Одна музыкальная пьеса Юрию очень понравилась.
— Здорово, — сказал он Ксении. — Как называется?
— Это Чайковский. «Ноябрь» из «Времен года». У меня есть знакомые в старом городе, у них в записях на пластинках целиком «Евгений Онегин», «Пиковая дама». Если хотите, Юра, я вас поведу, они очень радушно встречают любителей музыки.
Майя
В очередное воскресенье Юрий условился сходить с Ксенией в кино. Явился он несколько раньше и, не желая «париться в комнате», постучал в окошко, а сам сел на пень среди подступавших к улочке сосен.
В кармане его клетчатой рубахи-шотландки лежали два билета на дневной сеанс. Майское солнце золотило хвою, на чешуйчатых стволах выступил янтарный сок. Пушистая листва молодых липок на бульваре уже бросала тени на горячие нагретые тротуары. На углу продавали мороженое, и ребята от киоска отходили с вафельными стаканчиками.
Хлопнула калитка. Ксения вышла в простеньком ситцевом платье, расцвеченном синим горошком, без косынки. Юрий порывисто встал. При всякой встрече ощущение у него было такое, словно он видел ее впервые. Ксения уже успела немного загореть, и ее обнаженные руки, тонкая открытая шея приобрели нежный смугловатый цвет, еще не успевший огрубеть. Тени от нависших сосновых лап скользили по ее белокурым волосам, и волосы то гасли, то вспыхивали, точно были заколоты серебряными гребешками.
— Заставила ждать?
Улыбаясь, Ксения протянула ему руку. Юрий просиял.
— Вам идет это платье.
— Вы, оказывается, научились говорить комплименты, — засмеялась Ксения и погрозила ему пальцем. — Хороших вещей у меня нет. Вот стану инженером… впрочем, и тогда, наверно, буду одеваться кое-как. Вот вы, Юра, модник.
Она окинула взглядом его узкие, короткие брюки, красные носки, видные из длинноносых туфель. В глазах ее заискрились огоньки, верхняя губа дрогнула, приподнялась.
— Чему вы смеетесь? — подозрительно спросил он.
— В этом десятилетии такая комичная мода! — Ксения откровенно расхохоталась. — У вас хоть ноги стройные, а есть — передвигается, как циркуль, а вид гордый, будто он Парис. Или у женщин каблуки-шпильки! Иная сверхупитанная матрона просто качается на них, не дай бог сильный ветер дунет! И хоть бы один подумал, как он себя уродует. Наоборот, очень довольны.
Они медленно шли по нешумной, чистенькой улице. Юрий тоже засмеялся.
— А что же, по-вашему, Ксения, носить?
— Конечно, придерживаться моды… но зачем слепо? Носить надо,
Юрий не сводил с нее глаз. Как в ней все просто, мило, естественно, поэтому и скромненькое платьице так к лицу. На сберкнижке у него лежало до семисот рублей, приготовленных к свадьбе, и он чувствовал себя богачом. С какой радостью он отдал бы все эти деньги Ксении, чтобы купила себе золотые часы, заказала какие угодно наряды — вот бы здорово выглядела! Но разве ей об этом скажешь? Она никогда не позволяет себе и мороженого купить. И смешно и обидно.
В кино было еще рано, и они решили немного погулять в лесу, который начинался за поселковой улицей. Над соснами застыли блистающие облака, в кустах у овражка высвистывали малиновки. За тропинкой в папоротнике возвышался терем — словно живой от ползавших по нему крупных рыжих муравьев.
— Что я нашла! — вдруг воскликнула Ксения и, подбежав к березке у просеки, сорвала тоненький, словно фарфоровый, ландыш.
— Какая вы глазастая.
— Это любимые цветы Чайковского. У него и стихотворение есть «Ландыши». Хотите послушать?
И, чуть запрокинув голову, Ксения медленно стала читать:
Когда в конце весны в последний раз срываю Любимые цветы — тоска мне давит грудь…Юрий залюбовался девушкой, его охватило чувство восторга. Чего она только не знает!
— У Чайковского вообще много стихов, — тряхнув волосами, сказала Ксения. — Часто в операх его собственные слова. Как я люблю его музыку. Особенно Первый концерт, «Тройку»… Вы что на меня так смотрите?
— Здорово декламировали, Ксения! И, как всегда, говорите! Откуда только слова берете? Слушал бы вас, слушал… и никогда не расставался.
В глазах ее появилось испуганное выражение, которое бывает, когда нечаянно разобьют что-то очень ценное.
— Вы, Ксения, дороже мне всех людей, — неудержимо говорил Юрий. Лицо его пылало, он смотрел ей в глаза и ничего не видел. — Всех. Одна такая на свете. Я не встречал раньше похожих девушек. Взял бы на руки и носил. Никому не дал в обиду. Я подтянусь в образовании, поверьте. Мне уже комнату выделили, на днях получаю ордер. Мы бы с вами могли… — Юрий вдруг замолчал. Руки у него вспотели, мокрая была и спина.
— А… как же Антонина? — растерянно сказала Ксения. — На заводе все говорят, что вы женитесь.
Ответил он невнятно и с таким видом, точно считал этот вопрос лишним:
— Там все кончено. Не по плечу шуба, да и им тоже другой покрой нужен.
— Боялась я этого, — глухо, опустив белокурую голову, сказала Ксения. — Не думала, что так выйдет… хоть и предупреждала Майка. Надеялась, что останемся друзьями. Хороший вы парень, Юра, хороший… Но… я не могу. Понимаете? — И закончила через силу, почти шепотом: — Я люблю другого.