Зайди ко мне, когда уснёшь
Шрифт:
С той стороны налегли на дверь сильнее, и через мгновение в палату ввалились двое крепких мужчин в белых халатах, и за ними медсестра со шприцом наизготове. Парень сопротивлялся, как мог, и даже пару раз, извернувшись, пытался зубами вцепиться в руку одному из них, но тот был явно подготовлен к такой встрече и одним махом скрутил озверевшего пациента. Его щуплое тело быстро обмякло в крепких руках санитаров, и они быстро его унесли куда-то прочь. Крики и топот ещё долго разносились в стенах учреждения.
– Вот и этот, туда же, волков увидел. Где они их только находят? Странно всё это, – тревожно сказал
– Вечерние обострения. Под ночь здесь с некоторыми такое происходит. Белочка, – пояснил Палыч.
– Ничего себе представления.
– Тут таких навалом. Обычно их колют препаратами, после которых они становятся просто овощами.
– Ты-то, видно, уже специалист, разбираешься, что да как?
– Уж я-то повидал. Это нам со стороны кажется, что их поступки дурацкие и бессмысленные. А на самом деле, хоть и спонтанные, но логичные. Всё объяснимо. Некоторые, допустим, на ужине масло прячут и выносят. Думаешь, зачем?
Лёня пожал плечами:
– Зачем?
– Ножки кровати натирать. Чтоб всякие гады, типа змей и ящериц, которых они видят, к ним в постель не забирались. По смазанным ножкам не залезть, соскальзывают, – Палыч, кажется, знал, о чём говорил. – А тот парень лаял, чтоб отпугнуть хищников. Хотя их так не испугать.
– Ты же говорил, что их нет!
– Я так не говорил. Кто знает, может, и есть, – загадочно произнёс Палыч, почёсывая затылок.
Мужчины допили чай. Собрали посуду и свалили её под кровать Палыча, и развалились по своим местам.
– Палыч, а ты где живёшь?
– Здесь недалеко. Дом на шоссе…
– Дети есть?
Палыч вдруг переменился в лице. Лицо его стало хмурым и озабоченным. Он резко сел и, глядя куда-то в пол, осипшим голосом проронил:
– Были…
Лёня тревожно всматривался в его глаза. В них было много боли и печали. Палыч молча подошёл к стойке с лекарством, снял оттуда бутылку, затем, отлив половину в порожнюю кастрюлю, вернул на место и сосредоточенно поставил катетер в иглу, торчащую из руки Леонида. Потом вернулся, тихо лёг в свою постель и, уткнувшись лицом в стену, замер. Лёня не знал даже, что сказать. Он понимал, что задел какие-то личные мотивы Палыча, но как теперь поступить, что сказать и при этом не навредить, не знал. Так они и пролежали, в тишине, пока не явилась медсестра, чтобы убрать использованную капельницу.
Ночь прошла спокойно. На Леонида, видимо, подействовали лекарства, которыми, не скупясь, его накачали светила наркологии. Он буквально провалился в сон и пребывал в нём до самого утра, без всяких видений и кошмаров. Проснулся от громких разговоров и шума за дверями, как будто там что-то передвигали тяжёлое. Голоса всё время перемещались по коридору, пропадали и снова появлялись, кто-то причитал.
От противного липкого пота вся простыня стала влажной. Постоянно хотелось пить, и Леонид первым делом нырнул рукой под кровать, пытаясь найти бутылку с водой. Утолив жажду, он присел. Палыч сопел на своей кровати и, кажется, даже не собирался просыпаться. Лёня встал, нырнул в свои любимые тапки и не спеша направился в туалет. Проходя мимо знакомой палаты, где им был подслушан поздний разговор, обратил внимание на резкий запах хлорки. Дверь была распахнута настежь, на обе створки,
– Что случилось, бабусь? – Лёня вяло наблюдал за её вознёй.
Бабулька на секунду остановилась, чтобы взглянуть на него, и снова заохала:
– Так что же? Преставился… Господи помилуй! Этой ночью ваш брат и преставился. Прямо в палате… Бедняжка.
Лёня, недоверчиво косясь на женщину, протиснулся внутрь. Койка, на которой вчера лежал пациент, была уже без постели. Железный остов, просвечивая сеткой, одиноко стоял, отодвинутый от стены. Небрежно собранные белье и матрац валялись на полу.
– А что жена его, уже в курсе?
– Да какая жена? Он всегда один жил. Раз пять к нам попадал, ни разу никто его не навещал. Племянник сдавал на лечение и не появлялся. Вот и отмаялся… Денег никогда не было, ишь, а сигареты импортные курил… – Бабка веником смела от плинтуса половину сигары. Лёня смотрел на катящийся окурок и вспоминал, насколько дорога была эта сигара кому-то накануне. Жаль, конечно, было мужика. От всего увиденного у Леонида на душе стало муторно и тоскливо.
– А сколько ему лет было?
– Да Бог его знает… На вид в аккурат, как и тебе, батенька.
«Тьфу ты, ведьма старая… Лучше бы не спрашивал», – подумал Лёня и поплелся дальше по коридору.
Этот случай никак не выходил из головы. Он вспоминал последние слова бедолаги и пытался понять, что тот чувствовал перед самой смертью.
«Предвидел он её или нет? И что должна ощущать та женщина, которая держала его за руку в последние часы жизни? Сочувствием, она, кажется, не страдала. Получается, она обвинила его во всех проблемах и отвернулась от умирающего. Интересно, насколько сильно она расстроится при печальной новости, всплакнёт ли на могилке у близкого человека? Да и кто же она такая ему? Ну, то, что родственница, непременно. Посмотрел бы я сейчас ей в глаза. Прибежит ещё как миленькая. Поплачет».
Даже некоторое злорадство закралось в его подсознание. Стало даже как-то легче. В конце концов, у него было не всё так плохо.
На обратном пути кто-то сзади схватил его за руку, прервав течение его печальных мыслей. Это была медсестра.
– Скобелев, как Вы себя чувствуете?
– Спасибо, ничего вроде.
Она затащила его в свой кабинет и усадила на кушетку. Достала какие-то бумаги и начала заполнять.
– Сейчас придёт доктор, он осмотрит Вас, спросит о состоянии…
– Нормальное состояние… Скажите, а вот мужчина сегодня, от чего умер?
Женщина оторвалась от стола и, задумчиво глядя в окно, произнесла:
– Ещё нет заключения. В анатомичку увезли… Но, похоже, самый распространённый диагноз в этой ситуации, сердечная недостаточность. Разве можно так пить?
– А родственники, что же, уже знают?
– У него, кроме племянника, никого не было. Уже позвонили.
– А что за женщина навещала его вчера? Родственница?
– Во сколько?
– Часов в десять вечера.
Врач странно посмотрела на Леонида и ладошкой тихонько прихлопнула бумаги на столе: