Заземление
Шрифт:
Реаниматор хлопнула ладонью по стеновой панели, и от противоположной стороны стола за преградой перегородки отъехало мягкое кресло. Ослабив ремни, женщина указала пациенту на сидение, и тот, не сопротивляясь, опустился на мягкую подушку. Жадные, но чистые глаза уставились на Гандиву сквозь инертное стекло.
— Меня зовут Гандива 2, — представился Гандива, следуя инструкции.
— Это имеет значение? — пациент вскинул хорошо очерченные чёрные брови.
— Я полагаю, что Вы тоже должны назвать своё имя.
— Мне говорят, что его не существует, —
Гандива оторопел. Такое не входило в его планы. Разум судорожно искал идеи, которые можно было бы применить на практике, но вновь и вновь натыкался на глухую стену. Чего же стоило ему осознать однажды, что гибкость мышления и сообразительность не входят в перечень его достоинств!
— Как это так? Имя — это всего лишь набор звуков, которого не может не существовать. Скажите, как зовёте себя сами, — наконец, подобрал Гандива лучший ответ.
Несколько секунд пациент удивлённо таращился на Гандиву. Вялая мимика и чрезмерно расслабленная поза, несмотря на ремни, косвенно вещали о том, что подопытного всё ещё спасали сильнейшими препаратами, пресекая явления острой фазы. Но было в его взгляде нечто, не дающее Гандиве покоя. Трезвость. Осознанность. Полная принадлежность этому миру. Такого не встретишь у истинных диссоциировавших. Эмоции, отчаянно пытающиеся прорваться сквозь расслабленную безмятежность маски, настораживали. Они сочились отовсюду: из нервозно дёргающихся уголков рта, из снисходительных прищуров век; но не могли преодолеть стены, возведённой психотропными препаратами. Должно быть, изнутри беднягу разрывала настоящая буря.
— Развяжите меня, — попросил гость реаниматора. — Я клянусь, что буду хорошим.
— Смотри у меня, — реаниматор, наконец, освободила пациенту руки. — Будешь озоровать — немедленно позову Таисс.
Пациент, почувствовав свободу, откинулся на спинку кресла и вытянул перед собой руки, задумчиво рассматривая крепкие мозолистые пальцы.
— Гай, — произнёс он, наконец. — Гай из клана Лазовски. С Девятого Холма.
— Гай, — повторил Гандива, таращась в листок-опросник. — Отлично. Вы помните, как попали в лечебницу?
— Я бежал, — Гай задумчиво почесал лоб. — Всё вокруг внезапно изменилось, и я не мог ничего с этим поделать. Я не знал, куда деваться. Потом меня остановила добрая женщина и стала расспрашивать, а я ничего не мог ответить. И тогда появились эти люди и привезли меня сюда.
— А когда всё поменялось? — Гандива ненароком коснулся ладонью сидения и поспешил обтереть пострадавшее место салфеткой. — С чем это было связано? Расскажите об этом моменте подробнее.
Реаниматор за спиной Гая недовольно покачала головой. Инициатива и добропорядочность Гандивы явно не приходились ей по вкусу. Но он, пленённый перфекционизмом и желанием показать себя с лучшей стороны, не собирался отказываться от намеченного.
— Я хотел ударить того парня, — взгляд Гая помутился. — Нахала с длинными волосами. На меня налетела Бессамори, а потом… Вспышка. Эйфория. И
— Гай утверждает, что прожил всю жизнь в мире, похожем на средневековый, — с явным недовольством пояснила реаниматор. — Это очень распространённая ныне модель бреда. Возможно, неизвестные злоумышленники испытывают на подопечных психотропное оружие, вызывающее диссоциацию, одновременно инактивируя их чипы.
— Что за Бессамори? — поинтересовался Гандива.
— Подружка старая, — Гай махнул рукой. — Распутница Бессамори. Дочь Анацеа Бессамори, пророка Совета. Я хотел немного проучить мерзавку за то, что играла моим сердцем. Но этот парень выступил в её защиту. Околдовала, видно, его, овца паршивая.
— Парень? — Гандива снова потерял нить разговора, но нужно было что-то сказать, дабы не выглядеть некомпетентным. Вопросы анкеты не предусматривали такого поворота событий и касались восприятия субъектом мира реального.
— Он точно не из наших, — Гай задохнулся. — Я никогда его не видел раньше на Девятом Холме. Одеждой совсем не похож на простолюдина, но носит длинные волосы, как рабочий или нефилим.
— Хорошо, — что-то шевельнулось в груди Гандивы, но он не подал вида. В памяти всплыло насмешливое лицо Нери. Странное предчувствие робко подало голос, но его тут же придушил здоровый рационализм. Одной мизерной приметы явно недостаточно для того, чтобы делать выводы. — Что ещё Вы помните, Гай?
Солнечный луч, просочившийся сквозь окно, преодолел стеклянную преграду и заплясал на переносье Гая. Тот лениво прищурился. Каждое его движение было проникнуто болезненной скованностью и раздражающей медлительностью. Похоже, он привык к путам смирительных ремней. Да, здесь здорово над ним поработали.
— Да всё я помню, — Гай пожал плечами. — С самого детства. Мать, братьев, сестёр. Каждое Посвящение своих сестричек младших. Свой город. Каждый день жизни — как на ладони. Спросите лучше, чего я не помню!
Реаниматор подошла к Гаю со спины и обвила руками спинку кресла. Ответ подопечного явно не удовлетворил её, и терпение женщины сошло на нет.
— Хватит, Гандива, — произнесла она твёрдо. — Так вы спровоцируете новый эпизод. Гай ещё слаб и нестабилен. Ему нужен покой.
— Но у меня ещё девять вопросов, — Гандива со знанием дела прислонил листочек к стеклу. Холод барьера, прорвавшийся сквозь тончайшую бумажную преграду, вызвал омерзение. — Я не могу просто взять и уйти.
— Прошу Вас, — реаниматор развела руками. В глазах её полыхали искры раздражения: казалось, ещё секунда — и они превратят всё вокруг в мёртвый пепел. — Больного нужно оставить в покое.
— Не связывайте меня. Я не болею, — Гай поднял на мучительницу печальные глаза. — Я говорил вам, что совершенно здоров! Что же я, лгу, по-вашему? Как то, что я рассказывал о своей жизни, может быть неправдой? Что-то произошло, и мир изменился! Я оказался не там, где должен был! Поверьте мне наконец! Я и сам хотел бы знать, в чём дело…