Зазеркалье
Шрифт:
Три дня…
«Нет, Андрей. Уже никакие не три».
Глубоко вздохнул и посмотрел на жену.
– Думаешь, нет способа победить её? Я имею в виду не врачей. Твою теорию. Вся эта магия… Ты сама говорила: кто имеет веру с зерно, может сдвинуть гору.
Лида усмехнулась, чуть не подавившись хлебом.
– Это не я говорила, а Христос. И как ты помнишь, он умер.
– Да. Но потом воскрес. Через три дня.
– Кот, – улыбнулась Лида. – Жаль тебя расстраивать, но я не Христос. И надеюсь, мне не придётся умирать за чужие грехи в муках. Я бы предпочла, чтобы это было спокойно и тихо. Хотя, учитывая
– Помню. Я сдержу слово.
Сняв хлеб с огня, разломил его пополам и съел половину с помидором. Затем сделал глоток анисовой. Поморщился. Чувствуя, как алкоголь обжигает горло, закусил вторым куском, и поймал себя на мысли, что вновь хочу приложиться к бутылке.
«Хватит, – остановил себя. – Ты помнишь, что бывает, если потерять берега. Можно захлебнуться».
Пододвинувшись ближе к костру, вновь поворошил угли. Затем спросил:
– Что, если мы все можем воскреснуть? Ты не думала об этом?
– О чём ты?
– Если смерть нельзя победить. Может, есть способ её обмануть?
– Что-то ты не договариваешь, – нахмурилась Лида, а затем спросила: – Что именно ты видел в том доме?
– Ничего особенного. – покачал я головой. – Но…
– Что «но»?
– Кажется, это всё-таки был Колебин. Днём.
Лида долго и внимательно на меня смотрела, будто пытаясь прочитать мысли. Я вновь почувствовал, как её сознание проникает мне в голову и перетряхивает воспоминания. Стараясь не обращать внимания на возникшую в груди щекотку, я произнёс, глядя в тлеющие угли костра:
– Пару лет назад у него нашли рак. А потом появился странный друг. В Роще говорят, он обещал вылечить Валеру. Обмануть смерть.
Лида вдруг подвинулась ближе и взяла меня за руку. Заглянула в глаза.
– Андрей.
– Да?
– Пообещай мне кое-что, – она крепче сжала мою ладонь. – Никогда, слышишь? Никогда не принимай помощь у силы, что поселилась в том доме. Оно того не стоит. Это не жизнь. Это гниль.
В памяти всплыли рассказы Лёпы о ящерице, погубившей старика. За ними – слова Вити, хозяина кроликов, о друге Колебина в чёрных одеждах. А потом воспоминание о тяжелом, землистом духе в избе. О том, как быстро утекали силы, стоило лишь переступить порог заброшенного дома.
– Смерть не страшна, – говорила Лида. – Хоть она и бывает болезненной. Невыносимой для тех, кто остаётся жить. Но тот, за кем она приходит, должен смириться и идти за ней. Это естественно, кот. Мы не можем противиться миру.
– Ты говорила, мы можем менять его.
– Можем, – кивнула жена. – Но иногда это обходится слишком дорого. Пойми, она – не плохая. Её вид пугает лишь тех, кто не готов уйти, как это случилось сегодня со мной в минуту слабости. Но в этом и смысл. Кто борется с ней – тот сам создаёт врага. Мы рисуем образы в отражениях, помнишь?
Я кивнул, хоть и не мог принять смирение Лиды. Спорить с женой не было никакого желания, но отказаться от борьбы? Нет… Не согласен.
– Она – не приходит, чтобы причинить зло, – говорила жена. – Её появление вовсе не означает, что всё закончилось.
– Хочешь сказать, есть что-то после?
Лида посмотрела в огонь, улыбнулась.
– Однажды мне
– Думаешь, это правда?
Лида кивнула.
– И где же, по-твоему, этот дом? – спросил я.
– Может, на небе. Может, в отражениях. Какая в целом разница?
– Хочу знать, куда мне идти, когда придёт время. Чтобы найти вас с Алисой.
Плечи Лиды дрогнули. Она прикусила губу и на мгновение закрыла глаза.
– Тринадцать лет назад ты уже терял меня. Но сумел найти. Вот увидишь, не заблудишься и в этот раз.
Она отложила в сторону сгоревший кусочек хлеба. Поднялась на ноги и посмотрела на убывающий месяц, выглядывающий из-за туч. Ветер дул всё сильнее, тревожа листву и сгоняя с реки туман. Кажется, и вправду надвигалась гроза.
Поежившись, я сунул замерзшие руки под мышки. Пальцы нащупали что-то плотное и квадратное во внутреннем кармане. Я вспомнил: это коробочки с лекарствами. За ними – стопка фотографий.
Достав несколько снимков, пролистал их ещё раз. Задержался на том, что был сделан в парке развлечений. С фотографии, щурясь от солнца, смотрела пятилетняя Алиса, одетая в черное платьице в желтый горошек. Одной рукой она держала Лидину ладонь, другой – огромную сладкую вату. Позади цвела сирень, а на скамейке лежал Заяц в рубашке с оторванной пуговицей.
– Лид.
– Да?
– Как думаешь, мы были хорошими родителями?
Лида обернулась и взглянула на меня, чуть нахмурив брови. Я вспомнил, что Алиса хмурилась так же.
– Конечно, – сказала жена. – Ты сомневаешься?
– Если мы всё делали правильно… Почему это произошло?
– Кот… – Лида опустилась и села рядом. – Ты же знаешь, в мире нет правил.
– Знаю.
– Тогда что тебя волнует?
Я посмотрел на фотографию. Провел пальцем по краю плотной глянцевой бумаги.
– Боюсь, ей там страшно одной. В доме, о котором ты говоришь. Знаю, звучит глупо, но я помню это ощущение. Почему-то именно сейчас вспомнил… В детстве отец часто брал меня на рыбалку. Мы садились в лодку, плыли по этой реке, – я махнул в сторону тёмной глади. – Отец ставил сети…
Я замолчал на секунду. Глянул на разложенные на пакете овощи и вспомнил, как мы с отцом так же обедали в лодке. Газетка на сиденье, а сверху хлеб, сало и соль.
– Мне нравилось рыбачить на удочку. Чтобы снасти не путались, отец высаживал меня на берег, а сам проплывал по заводям. Однажды он оставил меня на маленьком островке и не возвращался дольше обычного. Там был илистый берег, на том островке. И я зачем-то на него сунулся. Сапоги увязли. Чем больше я двигался, тем сильнее проваливался вглубь. В итоге застрял намертво – по колено в грязи. Начал звать отца. А он всё не появлялся. Я даже плеска вёсел не слышал. В какой-то момент стало страшно. Казалось, будто сейчас эта грязь засосёт меня, похоронит заживо, а отец так и не узнает, куда я делся.