Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
– А ну, прекратить! Мальчишка! Извольте сесть и слушать меня!
Александру ничего не оставалось, как повиноваться.
– Все, что сказано до сего момента, можете забыть, – совершенно серьезным тоном, без тени иронии, сказал Федор Михайлович. – Господин Кавелин действительно говорил мне о вас, и я просто хотел проверить ваше чувство юмора и умение соображать в меняющейся ситуации.
– Но…
– Экзамен вы провалили, сударь. И вообще: потрудитесь молчать и слушать, когда с вами разговаривает старший по чину. И по
– Так точно!
– Добро. Скажите-ка мне, поручик, знакома ли вам эта вещь?..
Полковник погремел под столом чем-то металлическим – должно быть, открыл встроенный сейф, достал оттуда пакетик из плотной бумаги, вытряхнул на столешницу что-то небольшое, но очень тяжелое и щелчком отправил к замершему Александру.
Даже не прикасаясь, тот сразу узнал этот предмет…
– Откуда это у вас? – Саша по-прежнему не решался протянуть руку к лучащемуся всеми цветами радуги на столе бриллианту. – Я ведь его…
– И совершенно опрометчиво, между прочим, – ворчливо заметил Федор Михайлович. – Отдать первому встречному нищему драгоценность, оцененную в десять миллионов рублей!
– Десять миллионов? – ахнул поручик. – Не может быть…
– Десять, десять… И это, заметьте, один лишь бриллиант! Сама оправа, по словам экспертов, не уступает камню. По их мнению, перстню этому – тысячи три лет. Или даже больше.
«Десять миллионов!.. – не мог осознать громадность этой суммы юноша. – Десять миллионов… Да мои мечты о Париже, собственном доме и прочей ерунде – детский лепет по сравнению с этой суммой… Десять миллионов…»
– И что же вы думаете? – иронически поднял бровь жандарм. – Честный русский солдат, потерявший ноги за Бога, Царя и Отечество, кинется в первый попавшийся кабак пропивать драгоценность, свалившуюся ему на голову? Эх, мало вы послужили с нашими солдатиками, мало их еще знаете…
– А вы? – не утерпел Саша, уязвленный тоном собеседника.
– А что я? Я-то как раз и знаю всю их подноготную. И слабости, и доблести. Как-никак без малого пятнадцать лет прослужил в армии, перед тем как перевестись в Корпус. И повоевать пришлось, и в гарнизонах посидеть. Не чета вам.
– Я тоже… ну…
– Воевали? А то я не знаю! Молодцом, труса не праздновали. И ведь наверняка не мямлили, как сегодня. Кресты ведь «за так» не дают? Верно?
Саша покраснел и попытался прикрыть свой красный эмалевый крестик с мечами и бантом. Он не хотел надевать даже колодку, но отец настоял на полноценной награде, прочитав сыну пространную нотацию о том, что не стоит стесняться орденов, честно заслуженных на службе Государю и Родине.
– Верно, верно, – за него ответил самому себе Федор Михайлович. – И бросаться крестами наверняка не станете, как этой наградой, – он указал глазами на перстень. – Не спорьте – наградой. И за что полученной, я тоже знаю.
Он встал и прошелся по комнате, чуть поскрипывая обувью и задумчиво качая головой.
«Будто змеиный глаз, – в который раз подумал он: камень в самом деле был огранен так, что создавалась иллюзия узкого черного зрачка посредине камня. И, куда бы он ни поворачивал голову – зрачок словно поворачивался за тобой. – Глаз кобры…»
Тут же вспомнилась змея, виденная мельком в горах, свой страх, ледяными струями стекающий по спине…
– Вот ведь везунчик вы, Александр Павлович, – снова нарушил молчание полковник. – Служите без году неделя, а уже и от Отечества награда, и от врага… Ох, и наворочали вы там с господином Кавелиным…
– Я не мог.
– Что не мог?
– Не мог убить короля. Мы с ним были почти друзьями.
– А он ведь вас… чуть не смог.
– И он бы не смог. Если бы не тот проклятый мундир афганского гвардейца… Он узнал бы меня и тоже опустил бы оружие.
– Эх, романтизм, романтизм… – вздохнул Федор Михайлович. – Изрешетил бы он вас, молодой человек. Сито бы из вас сделал. Ходили бы и посвистывали, как дырявая грелка. Если бы ходили вообще.
– Я не верю в это.
– Значит, Восток, Александр Павлович, вас так ничему и не научил…
Оба помолчали.
– Я знаю, что виноват, – сказал Саша. – Из-за меня теперь там, в горах, гибнут русские солдаты…
– Из-за вас? – изумился жандарм. – Эк вы хватили, дорогой мой! Из-за вас… Да вы, извините меня покорно – пешка в этой игре. Даже не пешка, а букашка-таракашка. А все это, – он ткнул рукой в окно, вероятно, выходящее на восток, – из-за фигур покрупнее. Гораздо крупнее.
– Но я же не убил Махмуд-Шаха, а теперь он возглавил инсургентов, воюющих с Россией.
– И слава богу, что не убили! Вы, если хотите знать, наоборот, исправили ошибку, сделанную здесь, в Петербурге. Свержение Махмуд-Шаха и возведение на афганский престол Ибрагима Второго было абсолютно непродуманным ходом.
– Но ведь Ибрагим – пророссийский политик, – возразил Бежецкий. – Все в Кабуле об этом только и говорили, надеясь, что покойный Ахмад-Шах сделает выбор в пользу старшего племянника. Он, не скрываясь, заявлял, что приложит все усилия, чтобы теснее связать Афганистан с Империей.
– Вот именно, что заявлял, – хмыкнул полковник. – Это же Восток, Александр Павлович. Говорят «пять», а в уме держат «четыре». Или «шесть». Между прочим, этой своей болтовней он практически разрушил все усилия российской дипломатии в Королевстве.
– Как – разрушил? – не понял поручик. – Но ведь он теперь на троне! И первым заявлением его как нового афганского монарха была просьба к России о вассалитете. Разве не этого наши дипломаты добивались все последние годы? Ведь от вассальной клятвы один шаг до полноценного вхождения в состав Империи. Индийские княжества…