Зажечь свечу
Шрифт:
Как-то однажды, совершенно неожиданно для нее, начальник управления встретил ее на улице и пригласил в ресторан. Она не помнила сейчас, как это было буквально, — разумеется, он придумал какой-то весомый предлог, — но приглашение очень удивило ее и было, в сущности, приятным. Михаил Спиридонович нравился женщинам. Лично ей, правда, не совсем импонировала его грубоватость и самоуверенность, но в то же время было в нем что-то очень привлекательное, какая-то скрытая сила, которой хотелось подчиниться. Галя приняла это приглашение. Вел себя Михаил Спиридонович сдержанно, корректно, что тоже очень понравилось Гале, и они стали
Да, Михаил Спиридонович был грубоват и самоуверен, но, как ни странно, эти два качества даже шли ему и вовсе не раздражали Галю. Не был он и так уж очень эрудирован или начитан — с удивлением узнала она, что у него нет далее высшего образования, — однако он много повидал в жизни, и с ним совсем не было скучно. Он не нашел счастья в семье, хоть у него и было в данный момент четверо детей — четверо! — и, не таясь, рассказывал об этом Гале. Вообще он рассказывал ей больше о своих неудачах, чем об удачах, и в сочетании с его обычной самоуверенностью это выглядело как-то очень по-человечески, правдиво и очень трогало Галю. Ей было приятно, что такой могущественный, всеми уважаемый человек делится с нею своими невзгодами, а ведь он и старше-то ее чуть ли не в два раза!
Вскоре Галя была назначена главным инженером.
По управлению поползли слухи, однако это как-то ее мало трогало. Она не стыдилась своих отношений с Бахметьевым. Но, идя в конце дня к Михаилу Спиридоновичу, Галя старалась подавить все растущее — неведомо отчего — беспокойство.
— Галя, ты? — сказал Михаил Спиридонович, когда она, открыв дверь, появилась на пороге его кабинета.
— Я пришла, как вы просили, — сказала она сухо.
В кабинете кроме начальника СУ были Лисняк и Омельченко.
— Садись, Галина Аркадьевна, — сказал Михаил Спиридонович с обычным по отношению к ней дружелюбием и улыбкой, но тут она вдруг отметила, что в самоуверенной улыбке его проскользнуло что-то совсем новое.
— Итак, товарищи, в свете последних событий мы должны особенно внимательно отнестись ко всему, что связано… — продолжал Михаил Спиридонович начатый без нее разговор, а Галя уже не могла отвести глаз от его лица.
Она не слышала, что он говорит, видела только шевелящиеся губы, глаза, которые явно старались не смотреть на нее, и все больше и больше убеждалась, что да, на его лице страх. Самым ужасным было то, что это видела не одна она, Галя, а все, все — и этот лиса Лисняк, и балда Омельченко! Да что же это такое, господи, неужели эта комиссия может так…
— А как вы думаете, Галина Аркадьевна? — услышала она голос Лисняка и увидела обращенное к ней лицо.
— Что? Простите, я что-то не совсем…
— Галина Аркадьевна… Галя… — вдруг услышала она Михаила Спиридоновича и опять с острой болью увидела эти, такие знакомые и такие непривычные сейчас глаза. — Галя, понимаешь… Тебе бы лучше сейчас… — И голос его, всегда такой бодрый, густой, освежающий, был не тот: какой-то хрипловатый, низкий. — Как сейчас твое горло?
Она опять не поняла:
— Горло болит, но…
— Ну, вот! Про это я и говорю. Раз болит…
И они вдруг заулыбались, заерзали на своих стульях все трое.
— Простите, вы что же, хотите избавиться от меня на время? — вдруг стала догадываться Галя. — Так, что ли?
— Да ненадолго! — сказал совсем уж прежним тоном Бахметьев. —
— Что?! Как всегда?..
Галю бросило в жар. Что это? Она совсем перестала понимать. Как это: для управления лучше? Что значит «как всегда»?
— Как это: для управления лучше? Вы что же, хотите сказать…
— Да нет, Галя, что ты, что ты! — замахал на нее руками Бахметьев, и в глазах его появилось прежнее выражение уверенности и силы. — Что ты! Ты совсем не так думаешь. Просто, понимаешь ли, сейчас комиссия приехала — ты ведь знаешь? Знаешь! Они страшно копаются и вообще… — Он переглянулся с Лисняком и, кажется, даже подмигнул ему, или это ей только показалось? — Они ужасно дотошные и глупые, эти ревизоры, а ты… Ты ведь, во-первых, еще не совсем вошла в курс дела — так ведь? Ты ведь сама об этом говорила! И вообще…
Галя почти не слышала его. Она изо всех сил пыталась собрать воедино свои мысли, как-то сообразить.
— Ну, так как же? — спросил Бахметьев.
Он смотрел на нее, но это был не он!
— Слушайте, — сказала она, тряхнув головой, словно пытаясь отогнать сон, — я что-то ничего не соображаю. Чего вы от меня хотите? Чтобы я ушла?
— Да нет же, господи! Ну как ты не понимаешь! Что ты артачишься? Я хочу… мы хотим, чтобы ты просто взяла бюллетень на время. Вот и все! Тебе же самой вовсе ни к чему вся эта суета с комиссией. Зачем тебе это? Ты пока отдохнешь, подлечишь горло, а мы тем временем разделаемся с этими бумагомараками. А? Ха-ха!
И он первый засмеялся своей шутке. Заулыбались и те двое, но только Гале совсем не было смешно.
— А, да делайте, что хотите, — сказала она вяло, и у нее совсем не было сил, чтобы встать и уйти.
И опять засуетились, заерзали на своих стульях все трое. Они что-то говорили, в чем-то убеждали Галю все разом, даже этот кретин Омельченко, и у Гали было такое чувство, как бывает во сне, когда за тобой гонятся, догоняют, а у тебя ноги становятся ватными и ты не можешь шагу шагнуть.
Но она все-таки нашла в себе силы, встала.
— Ладно, — сказала она. — Как вы хотите, так и будет.
И вышла.
И зашагала ватными ногами к дому.
ГЛАВА VIII
На следующий день с утра комиссия продолжила свою работу.
И чем больше разбирались в документах Сыпчук, Гец и Старицын, тем явственней вырисовывалась перед ними картина весьма неприглядная. Из пяти кварталов, документы по которым тщательно проверялись, план был не выполнен в трех. Да и в двух других едва-едва были сведены концы с концами. Однако прогрессивка аккуратно выплачивалась в каждом квартале. Премии — особенно руководящим работникам — выдавались так часто и в таком объеме, что можно было лишь удивляться неиссякаемому источнику средств в управлении. Начальник управления, например, получал премии не только из квартала в квартал, но и за внедрение новой техники, за ввод объектов в эксплуатацию, за содействие рационализации, за место в социалистическом соревновании да к тому же материальную помощь из директорского фонда. В среднем начальник управления получал по две солидные премии в месяц. Почти то же можно было сказать о главном инженере и начальнике производственного отдела.