Зажги меня
Шрифт:
— Что вы здесь делаете?
Вперед вышел Якоб, расправив плечи и выпятив грудь, — воплощение мужественности и уверенности в своей правоте.
— Мы восстали! Я хочу разводить лошадей. Петр хочет играть на скрипке. Джеймс хочет работать в «Макдоналдсе» и делать большие гамбургеры.
Дьёрдь прорычал по-венгерски несколько слов, и пара инкубов в страхе попятилась.
— Мне кажется, твои дни в качестве предводителя племенных жеребцов подошли к концу, — заявила я, подходя к нему. — Твои парни больше не желают прислуживать похотливым женщинам.
— Вообще-то… я хочу остаться.
Якоб приказал младшему инкубу заткнуться.
— Марвабель уже красная, как свекла, — заметила я, кивая в ее сторону. — Почему бы тебе не отпустить ее? Тогда мы сможем все обсудить.
— Она заплатит кровью за свое преступление.
— Ты так думаешь? Ладно, а как тебе вот это: у тебя твоя бывшая подружка, но у меня Тиффани. Рене!
В дверях показались Рене и Тиффани. Дьёрдь охнул и выпустил свою жертву, которая с грохотом шлепнулась на пол, словно мешок с кирпичами. Она кашляла и хватала ртом воздух, держась за горло. Я хотела подойти к Марвабель и посмотреть, все ли с ней в порядке, но боялась выпускать Дьёрдя из виду.
— О моя прекрасная! Эта дьяволица не сделала тебе ничего плохого?
Тиффани надменно взглянула на него:
— Привет, Дьёрдь. Я не знала, что ты инкуб. Ты, должно быть, очень злое существо, если убиваешь женщин. Я не люблю плохих мужчин. Я не отдам тебе свою добродетель.
Дьёрдь, на миг забыв о Марвабель, застонал и упал на колени:
— Моя драгоценная, моя прекрасная богиня, не верь лживым россказням обо мне. Только ты обладаешь чистотой, которая может спасти мою душу. Ты моя спасительница, моя мать, женщина, которая вернет мне жизнь.
— Джим, — прошептала я.
— Всё здесь, — прошептал он в ответ, подвинув мне пакет с принадлежностями, купленными днем.
— Что с Норой?
— Все нормально, только утром у нее будет болеть голова.
— Замечательно, — ответила Тиффани Дьёрдю, затем на миг замолчана, чтобы улыбнуться одному из инкубов. — Но я не хочу быть твоей матерью. Если я стану матерью, это означает, что я перестану быть девственницей. А это у меня лучше всего получается. Стыдно бросать такую работу.
Я незаметно вытащила из пакета катушку красных ниток и медленно, как бы невзначай, обошла Дьёрдя, волоча нить за собой по полу.
Марвабель с трудом удалось встать на колени, и она, цепляясь за стену, пыталась подняться.
— Ты отдашь мне свою девственность, потому что иначе мне грозит вечное проклятье! — воскликнул Дьердь, указывая на привалившуюся к стене Марвабель. — Она похитила у меня мужскую силу! Она забрала ее с собой, когда отвергла меня. Меня! Самого лучшего любовника в Доме Балинта! Я предлагал ей вечное блаженство в моих объятиях и просил взамен всего лишь ее душу, но она отказала мне, велела мне убираться, посмеялась надо мной, назвала меня импотентом!
— Ничего себе! Так все это из-за комплекса неполноценности? — переспросила я. — Ты убил двух ни в чем не повинных женщин и напал на третью только потому, что одна из тысяч твоих любовниц не считала тебя лучшим?
— Но я был лучшим! Не было никого искуснее меня! Пока она не отвергла меня. После этого я перестал быть мужчиной.
— Ни за что! — прохрипела Марвабель, хватаясь за запасную кафедру для докладчиков. Она кое-как встала на ноги, затем снова рухнула на пол. — Никогда я не унижусь перед тобой! Ты и наполовину не такой мужчина, как мой Хэнк! Даже на треть!
Я выудила из пакета четыре сосуда и незаметно расставила их вокруг Дьёрдя, ориентируясь на четыре стороны света. Он не обращал на меня ни малейшего внимания, поглощенный разговором с Тиффани.
— Ты вернешь мне мужскую силу. Только чистота девственницы может исцелить меня, и ты, моя богиня, мой цветок, мое сокровище, снова сделаешь меня прежним.
Я сняла крышку с сосуда, стоявшего с южной стороны.
— Ладан для огня.
— Я уже говорила тебе, что не пожертвую ради тебя своей чистотой, — возразила Тиффани. — Она бесценна, и я не могу с ней просто так расстаться; хотя мне очень жаль, что ты несчастен. Возможно, если ты попробуешь больше улыбаться, ты почувствуешь себя счастливее. Когда на меня нападает грусть, я делюсь с людьми улыбкой, и мне всегда становится легче.
Следующим был сосуд, стоявший с западной стороны.
— Ртуть для воды.
— Нет. Я тебя просто так не отпущу, — прорычал Дьердь, вскакивая на ноги. — Ты мое спасение. Точно так же, как она должна умереть, ты должна отдать мне то, что снова сделает меня могущественным. Я думал, что амулет вернет мне мужскую силу, но теперь я знаю истину — это можешь сделать только ты.
— Фимиам для воздуха, — пробормотала я, открывая третий сосуд.
— Никто не может тебя спасти, потому что спасать нечего, — прокаркала Марвабель, наконец-то встав на ноги и покачиваясь из стороны в сторону, словно пьяная. Она сделала пару шагов в сторону Дьёрдя. — Ты и раньше был никчемным, постоянно хнычущим куском дерьма и таким же остался. Жалкий импотент!
— Нет! — взревел Дьердь и ударил Марвабель. Она отлетела к стене. Откуда-то раздался странный гул, похожий на гудение трансформатора.
Я осторожно обошла Дьёрдя и протянула руку к сосуду, стоявшему с северной стороны от него.
— Золото для земли.
— С меня довольно! Моя милая крошка, прошу тебя, оставь нас, пока я разберусь с этой ведьмой, с этой злобной фурией. А потом мы сможем жить счастливо, и ты исцелишь меня.
Я отступила назад, за пределы круга, образовавшегося вокруг Дьёрдя. Стена за спиной Марвабель разделилась пополам и начала раздвигаться; половинки отъехали в ниши, открыв изумленные лица людей, сидевших за ближайшими столиками. Источник: http://darkromance.ucoz.ru/
Превосходно. У меня будут зрители. Именно то, что нужно. Я вздохнула:
— Нить зла искусно сплетена, смерть за собой влечет она. И круг описывает нить, чтоб душу в сети заманить. Воздух, земля, огонь, вода — стихии свяжут навсегда.
Дьёрдь в удивлении оглянулся на меня:
— Что ты сказала?
Я попятилась, не зная, нужно ли еще что-нибудь добавить. Монахини вроде бы считали, что этого достаточно.
— Гм. Яркие, словно свет дневной, могучие, как поток речной?