Зажигалка
Шрифт:
Вольницкий позвонил. Подождал. Опять позвонил и, не выдержав, уже стал входить в калитку, когда в дверях дома появился… Как его? А, Гловацкий. Ну вот, пожалуйста, персонал в полной боевой готовности.
Вольницкий вошел и остолбенел. Будучи как-никак профессионалом, остолбенел ненадолго, надеялся, что этого никто из присутствующих не заметил.
В кресле за обеденным столом в гостиной, вместе с остальными, сидела подозреваемая в убийстве девица, так точно описанная сестрой убитого. Длинные, до плеч, черные волосы, возможно, не совсем прямые, а слегка вьющиеся, но нельзя требовать аж такой точности в показаниях простой
Да он сам описал бы ее почти теми же словами.
— Добрый вечер, — с трудом выдавил он из себя. — Пани Юлита Битте, как я понимаю?
Он так был уверен, что наконец ухватил холерную Юлиту Битте, что не сразу понял, что ему говорят. Черноволосая красавица молчала, не отвечая на его вопрос, голос донесся откуда-то сбоку.
— Это я, — отозвалась изящно сидящая тоже в кресле за столом, недалеко от подозрительной дивы девушка. — Слушаю, вы ко мне?
Он даже не взглянул на эту ненужную ему особу, упорно придерживаясь обнаруженной в конце концов преступницы. Как ни лгали ему, он добился своего. И он твердо повторил, не сводя глаз с преступницы:
— Пани Юлита Битте?
— Слушаю вас! — погромче повторил тот же голосок. — Это я Юлита Битте. И прошу извинить, что мой сотовый был так долго выключен, если требуется, могу объяснить, при каких обстоятельствах. Вы желаете прямо сейчас?
Полицейский тоже человек. Не так просто человеку отказаться от того, в чем был уверен, что считал своим достижением и что явилось конечным результатом его тяжкого труда, увенчав его успехом. Доказательство его таланта, способности и опытности профессионала.
Честь и хвала Вольницкому, что ему хватило шести секунд на то, чтобы перестроиться. Он посмотрел на ту, с голоском.
С большим интересом и явной тревогой на него смотрела восхитительная молодая девушка, с золотисто-рыжими волосами, вся выдержанная в тонах пустыни: все на ней бежеватое, зеленоватое, в том числе и глаза вполне соответствующие — карие с прозеленью, так бы описал их Вольницкий, если бы ему пришлось давать показания. Ногти покрыты лаком тоже бледно-золотистого цвета. Такой абсолютно не подошло бы ничего красного.
Бог знает, какие глупые слова могли бы в такую минуту вырваться из уст ошарашенного следователя, если бы впору не отозвалась эта страшная баба, кошмар Гурского, хозяйка дома:
— Юлита, дай следователю какие-нибудь свои документы. Паспорт, права, все равно. Метрики у тебя наверняка нет при себе, но ему и остальных хватит.
— Ох, правда! — спохватилась панна Битте.
И следователь вдруг увидел у себя под носом паспорт, автомобильные права, загранпаспорт, все это вежливо подсовывалось ему, только выбирай да разглядывай. А у бедняги в глазах потемнело, он почти ничего не видел. Только сейчас отдал себе отчет в том, как же он настроился на показания проклятой Габриэлы, как сам себе вбил в голову, что женщина, убившая садовода, стояла
А ведь поначалу он рассуждал вполне правильно. Принимал во внимание и сестру покойного, допускал ложь показаний Габриэлы, подумывал о мести обманутых пассий казановы. Так почему же теперь… Нечего скрывать от себя, — торопился закончить расследование до возвращения Гурского.
Профессионал взял себя в руки, хотя ему это многого стоило, и обратился все же к черноволосой, от которой так легко отвязаться он был просто не в состоянии:
— Вам что-нибудь известно по делу?
И тут же выдал вопрос, которым наконец сам ошарашил всех присутствующих, не исключая сержанта:
— Вы знакомая?
Воздух в комнате просто ощутимо пропитался изумлением сбитых с толку присутствующих. Однако черноволосая оказалась крепким орешком. Помолчав, в свою очередь задала вопрос:
— Чья знакомая?
— Знакомая присутствующих в этом помещении, — уже полностью овладел собой полицейский и вдруг понял, что он задал очень даже умный вопрос. Ведь она могла оказаться совсем посторонней женщиной, зашедшей в этот дом первый раз в жизни и из вежливости тоже приглашенной к столу, за которым уже сидели близкие Хмелевской люди. Усадили в кресло, как положено, угостили кофе и даже вином, и не исключено, что пришла в связи с убийством Кшевца, чтобы попытаться разузнать что-нибудь о ходе расследования.
Утвердиться в какой-нибудь из этих версий Вольницкий не успел, потому что черноволосая красавица, не дожидаясь подсказок, вытащила из сумки свой паспорт, чтобы предъявить его полиции. Она не успела этого сделать. В дом кто-то вошел. Вольницкий глянул в прихожую, и рука его замерла в каком-то сантиметре от предъявляемого ему документа.
Это была еще одна красавица брюнетка, но очень молодая, явно намного моложе любой из присутствующих женщин. Ее длинные черные волосы свободно рассыпались по плечам. На ней были бриджи для верховой езды, под черным жакетом просматривалась ярко-красная блузка. Вольницкий невольно подумал, что его преследуют эти два цвета — черный и красный.
— Я так торопилась, что не успела переодеться, — сказала вошедшая. — В чем дело? Ах, извините, добрый день.
— Так вам нужен или не нужен мой паспорт? — очень недовольно, даже резко поинтересовалась первая брюнетка. — Тогда я его спрячу.
— Сейчас я тебе приготовлю кофе! — крикнула одна из присутствующих баб, кажется Гловацкая. — Вода еще горячая…
— Я ей приготовлю, — отозвался мужской голос за спиной полицейского.
Все эти слова были высказаны почти одновременно, и завершил их звук зазвонившего сотового Вольницкого. Вытягивая его из кармана, он понял, что эта новая ипостась черноволосой красавицы превосходит все на свете, так что следователь на момент забыл, где находится, чем занимается, и утратил способность вообще соображать. Разумеется, в столь критический для полицейского момент прозвучал ненавистный голос хозяйки:
— Если у вас «Эра», вам придется выйти из помещения, она действует на открытом пространстве. Можно и на террасе.