Зажмурься покрепче

Вердон Джон

— Ну, мне на ум приходит как минимум один вариант. Довольно неприятный. Но важно не это, а то, что мы все это время ничего не знали, а лишь думали, что знали. Понимаешь? На самом деле мы знаем только, что Эштон и Джиллиан поговорили, а затем она пошла в домик.

Хардвик начал нетерпеливо барабанить пальцами по ручке кресла.

— Но почему? Вроде за ней потом кто-то пошел, стучал в дверь… Кто-то из официантов, нет? И она не открыла, то есть, вероятно, уже была мертва. Короче, я не врубаюсь, к чему ты клонишь!

— Хорошо,

начнем с начала. Вспомни запись и забудь, как и кто ее комментировал. Есть ли какой-то другой способ трактовать то, что мы видели?

— Например?

— Ну, на записи видно, что Джиллиан показывает Эштону на часы. Предположим, он просил ее напомнить, когда наступит время для тостов. И вот он подходит к ней и говорит: слушай, я приготовил для тебя крутой сюрприз. Иди в домик, он ждет тебя там. А потом будет тост. Только, чур, запрись изнутри и сиди там тихо и не открывай, даже если будут стучать, а то сюрприза не выйдет.

— То есть она могла быть еще жива, когда к ней стучался официант?

— А потом Эштон открыл дверь своим ключом, сказал что-нибудь вроде: «Зажмурься покрепче»…

— И?

Гурни помедлил.

— Помнишь Джейсона Странка?

Хардвик поморщился:

— Убийца из серийных. И чего?

— А ты помнишь, как он убивал своих жертв?

— Вроде расчленял и рассылал копам по почте.

— Точно. Но я сейчас об орудии.

— Какой-то японский нож мясника, кажется.

— Да, и он носил его в пластмассовых ножнах под курткой.

— Все равно не врубаюсь, к чему ты клонишь… или нет, постой… ну нет! Думаешь, Эштон пошел в домик, велел жене закрыть глаза и отхреначил ей голову?

— Если опираться исключительно на видеоряд, то это ничем не хуже истории, которую мы все это время принимали за правду.

— Слушай, ну всякое бывает, но все-таки… — Хардвик покачал головой. — Типа, отрубил голову, положил аккуратненько на стол — и давай орать, как дурной, «спасите-помогите», а ножик сунул под куртку и был таков?

Гурни кивнул:

— Именно. На записи он с воплями вываливается из домика и падает на клумбу. Все начинают суетиться, заглядывают в домик, ну и цепляются за очевидное объяснение происходящего. Что Эштону и требовалось. Никому и в голову не пришло его обыскивать. Может, у него был разделочный нож, как у Странка, или что-то другое, теперь не узнать. А когда прибыли спецы с собаками и нашли мачете, картинка сложилась, и мы получили ту наживку про Флореса, которую Родригес с радостью и проглотил.

— Так на мачете была кровь Джиллиан… Блин, но как?

— Представь, что это была кровь, собранная для анализа за два дня до этого. Эштон вполне мог отменить назначенный визит и сам взять у нее кровь. Или мог как-нибудь по-другому забрать пробирку. Мачете можно было оставить в роще рано утром, до свадьбы. Полить его кровью, вынести через заднее

окно домика, чтобы пара капель осталась на подоконнике, а затем провернуть трюк с феромоновым следом и вернуться в домик. Камеры тогда еще не включили или даже не установили, так что они и не зафиксировали, что кто-то мелькает между деревьев.

— По-моему, ты кое-что упускаешь. Все-таки если отрубить человеку голову, кровища хлещет как фонтан. Как он не запачкался? Я помню, что в отчете значилось, что почему-то только одна сторона ее тела была испачкана, и я сам предположил, что убийца заслонился отрубленной головой. Но так, чтобы вообще не замараться?..

— Так может, он и замарался.

— Но никто не заметил?

— Опять-таки, вспомни запись, Джек. Эштон был в черном костюме. Вот он выходит и падает в цветочную клумбу. С землей и розами. У роз — шипы. Да он после этого падения выглядел как бомж! Какие-то добрые гости отвели его в дом, и стопудово он первым делом пошел умываться. А в процессе ему бы ничто не помешало избавиться от ножа, а потом, может, даже переодеться в похожий костюм, на котором немножко земли, но никаких улик. Чтобы выглядеть потрепанным, но невинным.

— Черт, — пробормотал Хардвик. — Думаешь, все так и было?

— У меня нет достаточных причин так думать, Джек. Но да, я так думаю.

— А мне что-то не верится.

— Потому что звезда психиатрии не может быть психопатом-убийцей?

— Нет, как раз это я себе представляю.

— Тогда что тебя смущает?

— Ну, если Флореса не было в домике, когда Джиллиан убили, то где он был-то?

— Возможно, он был уже мертв, — сказал Гурни. — Эштон мог убить его и спрятать тело, чтобы выглядело, будто убийца сбежал. А возможно, я брежу, и в этой теории полно дыр, как и во всех остальных теориях в этом деле…

— Короче, ясно одно: либо Эштон первоклассный преступник, либо невинная жертва первоклассного преступника, — подытожил Хардвик и посмотрел на экран. — Но вообще для человека, у которого рушится мир, у него подозрительно спокойный вид.

— Да, в нем ни отчаяния, ни безнадеги, — согласился Гурни.

— И как это понимать?

— Возможно, низкая ригидность аффекта. А может, спокойствие напускное.

— Как думаешь, зачем он хотел, чтобы мы за ним понаблюдали? — спросил Хардвик.

Эштон между тем плавно передвигался по залу с гордой и даже властной осанкой, словно гуру, шествующий между учениками. Уверенный, невозмутимый, излучающий с каждой секундой все больше удовлетворенности. Так выглядят люди силы, люди значительные. Кардиналы эпохи Возрождения. Американские президенты. Рок-звезды.

— До чего ж он все-таки многогранная личность, — удивился Гурни.

— Не то многогранная личность, не то кровавый психопат, — заметил Хардвик.

— Да, надо определиться.