Зажмурься покрепче
Шрифт:
— …и как на него попала кровь Джиллиан?
— Не понял.
Прежде чем продолжить, Хардвик шумно и с аппетитом высморкался и, сопя, убрал платок обратно в карман.
— Мы решили, что мачете — орудие убийства, потому что на нем была кровь Джиллиан. Но это что, единственная версия?..
— Мы с тобой перебирали версии и, как помнишь, зашли в тупик.
Хардвик упрямо покачал головой.
— Джек, откуда еще могла взяться кровь? И если мачете принесли не из домика, то откуда?
— Важнее другое: когда?
— То есть?..
Хардвик
— Ты доверяешь тому, что видел на записи?
— Я говорил и с конторой, которая ее делала, и с аналитиками. Все уверены, что видео не поддельное.
— Если так, значит, мачете попало в рощу не в тот промежуток времени, когда мы думаем. Следовательно, оно не орудие убийства. А кровь там оказалась каким-то другим образом.
Гурни почувствовал, что Хардвик прав.
— Но если убийца устроил такое сложное представление — заблаговременно спрятал мачете, добыл кровь, чтобы отдельно его испачкать, то нас интересует не только «когда» и «как», но и «зачем».
В самом деле — зачем убийце так сложно заметать следы? В теории задумку любого плана можно угадать по результатам, если все прошло без отклонений от этого плана. И вот, они нашли мачете с кровью Джиллиан за домиком. Каков был результат этой находки?
Он тут же сам ответил на свой вопрос:
— Мачете нашли легко и быстро. Все тут же решили, что это орудие убийства, поэтому реальное орудие никто не искал. След, ведущий от домика к мачете, выглядел правдоподобно, и все решили, что Флорес скрылся именно этим путем. Одновременное исчезновение Кики Мюллер только поддержало версию, что Флорес исчез, причем, вероятно, в ее компании…
— И в результате… — произнес Хардвик.
— И в результате все это ложь. Похоже, Флорес фактически срежиссировал ход расследования, — сказал Гурни и вдруг добавил: — Черт возьми…
— Что?
— Флорес убил Кики Мюллер и похоронил ее за ее же домом, чтобы…
— …чтобы все решили, что она сбежала с Флоресом.
— Да! И в этом свете убийство Кики — совершенно просчитанная, циничная расправа.
— Если он такой прагматичный перец, зачем столько зверства?
— Прагматизм неплохо сочетается со зверством.
— А заодно с талантом распускать сплетни по соседям.
— Ты о каких сплетнях?
— Сам не помнишь? А ты вспомни. Все начиналось с пикантных историй. Например, эта бабулька, как ее, которая с эрделихой…
— Мэриэн Элиот.
— Точно. Сказки про Флореса — Флорес как Золушка нашего времени, Флорес как детище Франкенштейна… а если ты читал расшифровки допросов, там еще Флорес как герой-любовник и Флорес как ревнивый пидор. Ты потом и свою версию добавил: Флорес как несущий возмездие.
— И какой вывод?
— А это не вывод, это повод.
— Для чего?
— Для размышлений! Откуда эти сказки Шахерезады поперли изначально? И все такие захватывающие…
— Так что тебя смущает?
— То, что ни у кого не было никаких реальных поводов считать Флореса таким или сяким.
Хардвик
— Продолжай, — проговорил он.
Хардвик мотнул головой, будто отказываясь, но потом все-таки сдался:
— Понимаешь, я когда-то думал, что моя первая жена — ангел во плоти… — он замолчал и тяжело дышал минуту или две, глядя на мелькающие за окном мокрые поля и старые фермы. — Нам всем настолько нравится верить в сказки, что мы охотно закрываем глаза на правду. Вот в чем беда. Так устроен наш ум, мы к этому предрасположены. Нам хочется верить. И вот это желание верить нас в итоге и гробит.
Глава 73
Райские врата
У поворота на Хигглз-Роуд Гурни глянул на навигатор и увидел, что до Мэйплшейда осталось 14 минут езды. Они решили поехать на неприметной зеленой «Субару» Гурни, чтобы не бросаться в глаза и не шуметь, как «Понтиак». Висящая в воздухе морось сменилась дождем, и Гурни увеличил скорость «дворников». Один из них издавал омерзительный скрип, который он заметил еще несколько недель назад, но так и не успел заменить.
— Каким ты себе представляешь этого Флореса? — спросил Хардвик.
— Ты про лицо?
— В целом. Когда ты слышишь «Флорес», что ты видишь?
— Как он стоит голый в какой-то асане в садовом павильоне Эштона.
— Что и требовалось доказать! — воскликнул Хардвик. — Ты читал про это в отчетах, да? А теперь представляешь, будто видел сам.
Гурни пожал плечами:
— Мы все так делаем. Наш ум заполняет пустоты любыми удобными образами. Опять же ты прав, что мы очень падки на выразительные сюжеты… — помолчав, он вдруг спросил: — Слушай, а кровь была еще мокрой?
— Какая?
— Кровь на мачете! Ты сам говоришь, что если мачете не орудие убийства… То есть кровь не могла быть с места убийства.
— Она была мокрой. Во всяком случае… она выглядела мокрой. Постой, дай вспомнить… Та часть, которую я видел, выглядела мокрой, но поверх прилипли грязь и листья…
— Черт, черт! — перебил его Гурни. — Вот же зачем он присыпал мачете влажными листьями и землей…
— …чтобы кровь не успела высохнуть?
— Или окислиться в достаточной степени, чтобы отличаться от крови, которую нашли потом в домике. Эксперты бы это заметили. А если бы кровь на мачете была подсохшей…
— Все бы сразу поняли, что это не орудие убийства.
— Именно. Мокрая земля не дала бы крови быстро засохнуть и не позволила бы выяснить степень окисления, так что она выглядела вполне как кровь, что была вокруг тела.
— В лаборатории такое бы не просекли, да, — вздохнул Хардвик.
— Еще бы! Анализ делали в лучшем случае на следующий день, а к тому времени разница в окислении между двумя образцами была бы невелика, тем более если разница не больше часа-другого. Есть сложный анализ, который может такое выявить, но его бы стали делать только по запросу судмедэкспертов, а запроса не было.