Здесь был СССР
Шрифт:
– Прорвались, товарищ Женя, – сказал Тимур.
Женя молча наклонила голову.
Тут из дирекции появился лейтенант-сопровождающий, а следом уполномоченный. Они еще секунд десять говорили о чем-то на ходу, затем лейтенант коротко, по-военному кивнул, подхватил Женин чемодан, весело сказал:
– Не отстаем! – и зашагал по дорожке. Женя и Тимур почему-то замешкались и двинулись за ним, когда лейтенант отошел уже шагов на десять.
– Обождите немного, ребята, – кивнул им уполномоченный. – Догоните. А нет, так я вас до места доведу.
– Есть! – серьезно ответил Тимур.
– Не
Женя посмотрела вслед уходящему лейтенанту. Тот шел быстро, уверенными длинными шагами. Шел не оглядываясь, рубил воздух левой рукой и, кажется, что-то говорил.
– Товарищу лейтенанту я все объяснил, он поймет и сердиться не станет, – сказал Андрей. – Я вам, ребята, вот что сказать хотел… В корпусе, где вас решили поселить, дети непростые… Не подумай ничего плохого, Тимур, – он, видимо, заметил, как изменилось Тимурово лицо, примирительно выставил ладони, – знакомьтесь, дружите, разговаривайте, у нас все равны. Как там: «За столом никто у нас не лишний»…
– «Нет у нас ни черных, ни цветных», – продолжил Тимур.
– Именно! Только помните, – товарищ Андрей посмотрел на них оценивающе, – родители их заняты очень, иногда дома не появляются неделями. Или месяцами.
– Мой папа тоже очень занят, – впервые заговорила Женя, – я его тоже редко вижу.
– Кажется, я все испортил, – развел руками уполномоченный. – Понимаете, ребята, это немножко не то. Они знают, что родители здесь, рядом, через дом или через два, за пять минут дойдешь, но… нельзя. Понимаете? Нельзя! Потом отец возвращается и слова сыну или дочке не скажет, мысли у него совсем о другом. Это давит. От этого характер портится, настроение тоже. Вот я о чем.
– Мы поняли, – сказала Женя. – Правда, Тимур? Мы пойдем?
– Пойдемте вместе.
Товарищ Андрей приобнял за плечи – Тимура левой рукой, Женю правой, чуть подтолкнул вперед. Голос его едва заметно изменился:
– Это, как в сказках говорят, присказка была. Теперь самое главное, – он замолк на миг. – Там странные дети есть. Это коминтерновцы. Их пытали, они очень слабые, им долго лечиться придется.
– С ними нельзя говорить? – прямо спросила Женя.
– Можно, – ответил товарищ Андрей. – Но старайтесь их без необходимости не беспокоить. Сами увидите. Хорошо? Да, и еще… – на лицо уполномоченного набежала тень. – Их охраняют. Конечно, враги потеряли их след, но на всякий случай… Впрочем, что я вам объясняю, все вы понимаете!
– Понимаем, – бесстрастно произнесла Женя.
– Понимаем, – эхом повторил Тимур и лишь в этот миг понял по-настоящему: так вот кого заметили шофер с лейтенантом снаружи, за оградой «Артека»! Вот о ком милиционер сказал, что они ходят там «еще с первой смены»…
– Ну и отлично, – сейчас голос Андрея звучал бодро и дружески. – Кстати, вон уже и корпус ваш показался. Ты, Женя, в правые двери, а ты, Тимур, в левые. Видите, вожатые встречают? Это вас.
– Вон, смотри – идет, идет, идет! – прошептала Марлена. Нет, Марлеста. Пора бы уже запомнить: просто пухленькая – это Марлена, а толстая – Марлеста. По ночам они храпели на всю
Женя скосила глаза. Вот она, далеко впереди, на полдороге до моря, тень мраморной балюстрады, и вдоль нее медленно движется человеческая тень. Взрослая, мужская. Широкие плечи, чуть ли не вполовину расстояния между балясинами, и длинный, до земли, медицинский халат.
– Теперь видишь, что ничего я не выдумываю? – Марлеста обиженно надула губы.
– Вижу, – признала Женя. – Но ты не бойся: раз от него только тень, то мы для него оттуда вообще не тени. Ему даже наших пальцев на ногах не рассмотреть…
Словно в доказательство она независимо пошевелила этими пальцами. Правый мизинец был обмотан пластырем (сбила вчера, играя в футбол с мальчишками), а кроме пластыря на ней сейчас ничего не было. И на Марлесте. И на остальных девчонках. Кроме синюшных коминтерновок, от пяток до шеи завернутых в простыни – ну что поделать, им солнечные ванны, как видно, даже в тени веранды противопоказаны.
Одна из них как раз сейчас свесила с деревянной лежанки тонкую как веточка руку и что-то чертила пальцем на песке.
Старшая сестра, торопливо собирая Женю в «Артек», все сокрушалась, что купальник у нее только один, не новый и чуточку не по росту. Пришлось даже прикрикнуть: «Оля, мы с тобой не старорежимного полковника дочери, и если я кое-что за тобой донашиваю, то там у нас в отряде тоже будут не буржуйские дочки!» А вдруг оказалось, что и таким купальником похвастаться негде. Вообще-то обидно. Хотя оно вправду лишнее, если тут и отряды раздельные, и пляжи.
А вот лагерь все-таки один, удалось отстоять. Значит, и часы купания общие. То есть Тимур сейчас где-то там, на соседнем пляже, за высоким молом…
Сама не понимая отчего, она вдруг покраснела.
– Ну да, сейчас-то не рассмотреть, – протянула Марлеста, тоже краснея. – А вот как побежим купаться, так метров десять до воды он на нас таращиться сможет.
– Все равно ничего не рассмотрит, – отмахнулась Женя, – да и не будет он таращиться, что ты совсем?!
Она даже фыркнула: настолько нелепой представилась мысль, что санитар, опытный и пожилой, точно за тридцать, станет, будто мальчишка, подсматривать за прелестями пухлобокой пионерки. Да еще с такого расстояния, на котором ее от последней худышки не отличить. Для того, кто на веранде, они все будут словно кукольные фигурки: светленькие, загорелые… Или синеватые…
– Оттуда, может, и не рассмотрит… – продолжала бубнить Марлеста. – Но вот если с кем из баклажаночек припадок, он же к ним срочно должен… Даже они оба. Их там двое, ты еще не видела.
– С кем-кем?
– Ну с синенькими же! – толстушка мотнула головой в сторону коминтерновок. – Это ведь специально для них дежурство, я тебе рассказывала.
Действительно, рассказывала: с этого и начался их разговор о санитарах, которые дежурят на верхней террасе. Женя снова посмотрела туда, где желто-белую полосу пляжа пересекала тень далекой ограды. Но сейчас не было видно, что там ходит человек. Тем более двое.