Здесь был СССР
Шрифт:
Наутро все случившееся казалось Тимуру сном. После завтрака он снова загорал и купался, потом затеяли волейбол до самого обеда. День пролетел как один час, и было немножко печально, ведь вскоре, все помнили, предстоит расставаться. Лишь несколько дней осталось…
– Ничего, я напишу тебе кисьма, – сказал Тимуру за ужином лопоухий Садык из Чимкента. – Вернусь и сразу напишу.
– Письмо? Ты хотел сказать «письмо»?
– Да, да, письмо, – разулыбался Садык. – Русский язык трудный, но я труднее!
–
Через секунду они уже беззаботно смеялись. В конце концов, что значат расстояния, когда есть почта? Впереди огромная и счастливая жизнь, они не раз еще встретятся.
Женя в столовой сидела как на иголках и делала Тимуру загадочные знаки, а после ужина при всех схватила его за руку и утащила на соседнюю аллею.
– Ночью встретимся на этом месте! – решительно заявила она.
– Зачем? – удивился Тимур.
Женя огляделась – никого, и зачастила шепотом:
– Она сказала. Она сказала, чтобы были только мы двое, чтобы никто больше не знал о том, что… О том, что у нас есть это радио. Она не может говорить об этом днем… наверное. В общем, вот! Ты придешь?
– Приду, – сказал Тимур. – Не сомневайся.
В пионерском лагере никто и никогда не засыпает сразу после отбоя: это неприлично и не по-товарищески, тем более завтра им расставаться. Ребята говорили о разном, рассказывали о доме и договаривались никогда друг друга не забывать. Было весело, но и досадно. Солнце давно село, на море опустилась тьма. Женька, наверное, уже ждет его. А вдруг он опоздает – что тогда?
Тимур закрыл глаза. Если они не угомонятся, то он уйдет просто так, при всех. Он досчитал до ста. Потом еще раз досчитал до ста, а потом еще раз. Мальчишки болтали и болтали, и Тимур задремал.
Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо:
– Тимур! Тимур, ты заснул или как?
Тимур едва удержался, чтобы не ответить. Пусть они думают, что он спит.
– И точно, заснул. И я спать буду… – сказал Мишка из Одессы. – А-а-ам… – он зевнул так, что щелкнули зубы.
Как-то быстро опустилась тишина, которую прерывали только глубокое дыхание и посапывание. Тимур досчитал еще до ста, потом выбрался из постели, осторожно оделся и выскользнул из палаты. Дверь в комнату вожатых была плотно прикрыта, там о чем-то тихо разговаривали. Тимур прокрался мимо и выскочил наружу под узкий серп луны.
Когда он добежал до аллеи, где они договорились встретиться, Женя уже была там и приплясывала на месте от нетерпения.
– Ну где ты был? Почему так долго?
– Ждал, пока все уснут, – ответил Тимур. – А то все бы за мной прибежали. Интересно же!
– Какие вы, мальчишки… – сказала Женя. – Ладно. Помнишь радио в ракушке?
– А то!
– Слушай.
Женя достала из кармана «китайскую шляпу», постучала ногтем по гладкому блестящему боку, приложила ракушку к уху. Тимур замялся.
– Ну?.. – прошипела Женя.
– Так точно, товарищ Женя, – сказал Тимур. Заложил руки за
– …Женя, Женя, слышишь меня? – шелестел в раковине далекий голос.
– Мы слышим, Аэлита, – повысила Женя голос.
– Кто мы? – удивилась Аэлита.
– Я и Тимур, – сказала Женя. – Это мой знакомый… товарищ.
– Товарищ… – эхом откликнулась Аэлита. – Это значит «друг»?
– Ну да… – не сразу нашлась Женя. – Но не только. Это еще когда вместе, заодно делаешь что-то.
– Заодно… – мечтательно сказала Аэлита. – За одно. Вместе. Всегда вместе. Поняла, вы жена и муж. У нас тоже… бывает так рано, родители договорятся…
Тимур даже в темноте увидел, как у Жени покраснели уши. Она отпрянула от Тимура, будто Аэлита могла что-то видеть, заговорила горячо:
– Неправильно ты все поняла! Мы друзья, просто друзья!
Разве можно женить так рано, удивился Тимур. Он бы ни за что не согласился. Такое в Индии бывает или в Африке. В Африке негры, они черные, а индийцы… Тимур никогда не видел их вживую и не мог сказать, какого цвета у них кожа. Неужели синеватая?
– У нас так не принято, – сказал он вслух. – Откуда вы все, Аэлита? Из Индии? Или это секрет?
– Долго лететь, – непонятно сказала Аэлита, – я… мне нельзя сейчас говорить… Покажете мне «Артек»? – вдруг попросила она. – Скучно сидеть весь день на одном месте.
– Конечно! – обрадовалась Женя. – Завтра, во время абсолюта? Ты сможешь выйти?
– Абсолют? – не поняла Аэлита. – Что это?
– Когда все спят после обеда, – объяснил Тимур. – Тихий час.
– Час… – Аэлита помедлила. – Да, час. На одну… одну тридцать шестую долю меньше нашего.
Женя и Тимур молча переглянулись. Они и вправду не знали, что тут сказать.
– Я не… не говорю неправду, – голос Аэлиты, кажется, дрогнул. – У меня встроено… Много встроено. Вторая сила. Помощник сердца. Помощники, чтобы дышать, чтобы пить вашу воду, чтобы не сгореть под вашим солнцем… не сильно сгореть. Помощник направления, хотя он не может пригодиться. И помощник времени.
– Часы?
– Да. Измеритель. И ваш час короче нашего та’лу. День тоже.
– Может, у вас и год тоже длиннее нашего? – язвительно осведомилась Женя. – На одну тридцать шестую?
– Длиннее, – подтвердила Аэлита. – Вдвое. Красный год, пыльный год. Ледовый год…
Женя снова хотела сказать что-то язвительное, но вдруг осеклась.
– И наш абсолют тоже длится вдвое дольше вашего, – произнесла Аэлита уже совершенно обыкновенным голосом.
– Да у тебя вообще все, что ни назови, в два раза больше… – усмехнулся Тимур. Женя сделала ему страшные глаза – и он вдруг понял, что, по крайней мере, насчет абсолюта эта странная девочка права: «коминтерновцев», кажется, было не видно и не слышно еще добрый час после того, как у всех остальных послеобеденный отдых завершался.