Здесь и сейчас
Шрифт:
– Он сказал, что ниоткуда ты не приехала. – Итан говорит очень медленно, в паузах между его словами я слышу свое частое, прерывистое дыхание. – Что ты прибыла из другого времени.
Рот у меня раскрылся еще шире. Дыхание перехватило, ощущение такое, будто я задыхаюсь. Голову не поднять, она как чугунная. И что теперь? Надо убедительно показать, что меня поразила абсурдность его утверждения. Какая чудовищная нелепость, какой идиотизм! При этом надо презрительно и высокомерно фыркнуть. Легко сказать.
– И ты веришь басням этого бродяги с павлиньими перьями? – Я делаю неуверенное
Итан молчит, и я чувствую, как копится в нем заряд неодолимой, отчаянной энергии, которая хочет воплотиться в слова и выплеснуться на свободу.
– Да он такой же Бен Кеноби, как ты Люк Скайуокер, а я принцесса Лея! Может, ты видишь во мне зеленого человечка с другой планеты? – Кажется, я пытаюсь острить, но мы оба даже не делаем попытки улыбнуться.
По глазам видно, что Итан обижается. Он заслуживает от меня хотя бы капельку искренности, но не получает и этого. Мы сейчас вторглись на запретную территорию, все заповеди нарушены, мне надо быть крайне осторожной.
– Я не стану ему верить, если ты этого хочешь и сама мне об этом скажешь, – говорит он так тихо, что я едва слышу.
Итан смотрит мне прямо в глаза. О-о-о! Он всегда видит там больше, чем следует.
Теперь моя очередь. Самое время продемонстрировать все, чему меня учили, все, что для меня является первейшей необходимостью: говорить неправду, врать напропалую и стараться сделать это как можно лучше. А я стою как столб и молчу, чувствую: глаза наполняются слезами. Какая я все-таки дура! Ничего у меня не получается. Даже просто соврать не могу. Стою как дура и молчу.
– Ох, Пренна…
Ну да, он заметил-таки мои слезы. Я знаю, он не хочет сделать мне больно. Что бы там кто ни говорил.
Если бы сейчас на его месте стоял кто-нибудь другой, я бы соврала не моргнув глазом. Рифмованными стихами могла бы врать и мистеру Роберту, и Джеффри Боланду, и даже маме. Плела бы венки прекрасных сонетов из сплошной лжи перед миссис Синтией и миссис Крю. Но я гляжу в глаза Итану и понимаю, что ему соврать никак не смогу.
Он протягивает руку, но я вытираю глаза и резко поворачиваюсь к нему спиной.
– Мне надо идти.
– У нас осталось мало времени, – говорит Итан мне вслед.
Не пройдя и половины квартала, я вдруг начинаю понимать, что плохо вижу вовсе не из-за слез, застилающих глаза. Я ушла, совершенно забыв про очки, а возвращаться уже нельзя. Я слишком горда, слишком упряма, да и боюсь тоже, а кроме того – и об этом обожают мне напоминать мои покровители типа мистера Роберта, – я слишком глупа.
Поджидаю старика в парке. Думаю, он должен прийти сюда, здесь гораздо тише, интимней как-то, чем на автомобильной стоянке возле продуктового магазина, а куда еще он может пойти, я понятия не имею. Сижу за столиком рядом с его любимой полянкой. Потом на всякий случай пару раз прочесываю парк по периметру.
У меня есть время подумать о его жизни, о том, куда он ходит,
Правда сильна. В отличие от лжи, со временем правда становится еще сильней, она может вызывать в душе самые разные чувства и мысли, соединять их вместе, а ложь на это неспособна. Чем больше я думаю о том, что он говорил, тем больше ощущаю в его словах силу правды.
Чем менее безумным я его себе представляю, тем более трагичной кажется мне его судьба.
«А что, если…» Я и подумать боюсь, что следует дальше, за многоточием, ведь даже самый крохотный шажок в ту сторону жалит меня надеждой и страхом и тащит за собой чувство бесконечной и ошеломляющей печали.
Я замедляю шаг и думаю теперь об Итане. Ну что мне с ним делать? Это же страшный грех, ужасное преступление – выдать постороннему человеку нашу тайну. Ну а если этот посторонний человек уже и так ее знает?
Проходит часа два, темнеет. Я долго сижу в неудобной позе, у меня затекли ноги. Надо срочно размять их и двигать обратно. Попробую посмотреть на стоянке. Там я когда-то оставляла для него кое-какие вещи. Может, он думает, что я непременно должна пойти туда.
Я не умею заглядывать в будущее далеко вперед. Ничего там не вижу. Не могу идти сейчас домой и видеть там лица мамы и мистера Роберта. Думаю только о том, чтобы отыскать Бена Кеноби, мне нужно знать, зачем он меня звал, и задать ему нужные вопросы.
Стоянку исследую тщательно, мысленно разбив на участки. В передней части его нет, и я иду вокруг боковой стенки гигантского магазина. Сейчас здесь совсем тихо. Даже на лучших местах машин совсем немного. С боков и позади тоже наверняка будет пусто.
Вдруг до слуха доносится странный звук, похоже голос. Какой-то горловой. Мне становится страшно. Не нравится мне этот звук, нехороший какой-то. Слышится с самой задней части стоянки. Вот еще точно такой же звук, потом крик.
Я пускаюсь бежать. Вытянув руки вперед – я же почти ничего не вижу! – бегу на звук. Там совсем темно, но я все-таки различаю какие-то фигуры и тени, они двигаются, слышится вскрик.
– Кто там?! – пронзительно кричу я.
Подбегаю и вижу очертания склонившейся фигуры. Это мужчина, я почти уверена, невысокий, но плотный. Различаю силуэт его бейсболки. Он замирает и на мгновение поворачивается в мою сторону. Видит ли он меня? Думаю, должен, потому что он вдруг резко выпрямляется, бежит через всю стоянку и исчезает за углом магазина. Ах, если бы глаза мои видели лучше, зрение никуда, да посветлее было бы, я бы успела рассмотреть его лицо.
Замечаю силуэт какого-то предмета. Да, это магазинная тележка для покупок, а рядом какая-то темная масса лежит на земле. Опускаюсь на колени, нащупываю: передо мной человек. Слышу стоны. На груди разлито что-то мокрое и теплое, да, конечно, это кровь. И сразу понимаю, кто это.