Здесь и теперь
Шрифт:
Вечером мы с матерью сидели у телевизора. Праздничный стол был полон лакомств. Впереди ждала какая–никакая работа. Мать была довольна. В двенадцать часов я поздравил её и ушёл в гости, взяв с собой дыню.
Любопытно было шагать в этот час по дымящимся пургой пустынным переулкам мимо светящихся окон, где виднелись наряженные ёлки, силуэты людей, откуда смутно доносились звуки музыки.
Надежда на то, что наступающий год что-то изменит в жизни каждого, страны, всего человечества, была трогательна и смешна. Будто перемена
Я почувствовал себя одиноким, нелепым. Ночью с нурлиевской дыней под мышкой шёл, неизвестно зачем и куда, вместо того чтобы закончить статью и переписать её набело. «Дело надо делать, дело, — раздражённо твердил я себе, разыскивая нужный корпус среди шеренги одинаковых пятиэтажек. — Но что, в конце концов, есть моё дело? Статья? Ее может написать и другой. Детский киноконцерт? Чепуха. Тоже гипноз, иллюзия деятельности».
Я поднимался в кабине лифта, засыпанной ёлочной хвоей, когда опять вспомнил обещание, что меня поведут. «Чушь. Болтаюсь по чужим людям — вот и все». Как недавно на киностудии, мелькнула мысль повернуться и уйти.
Выйдя из лифта, остановился перед квартирой, куда нужно было позвонить. «Ни семьи своей, ничего, — с отчаянием думал я. — Что меня ждёт?» Даже закрыл глаза, словно пытаясь провидеть будущее, но вдруг увидел сухонькую старушку с гладкими седыми волосами, завязанными в пучок на затылке.
Встряхнул головой и нажал кнопку звонка.
— Ведь вы Артур? Мы вас заждались! Меня зовут Виктория Петровна. С наступающим годом!
Передо мной, елейно улыбаясь, стояла сухонькая старушка с гладкими седыми волосами, завязанными в пучок.
«Такую убил Раскольников», — подумал я, сдавая с рук на руки дыню.
— Какая прелесть! Мы сыроеды, и это чудо будет очень кстати. Раздевайтесь!
Пока я искал свободный крючок, чтобы повесить плащ и кепку, в прихожей появились Паша с Ниной.
— Сейчас начнётся спиритический сеанс, — шепнула Нина.
Сопровождаемые хозяйкой, мы вошли в тёмную комнату, где вокруг стола, освещённого в центре настольной лампой, тесно сидели и стояли люди.
— Может быть, новый гость хочет принять участие? — раздался тихий мужской голос.
— Нет. Я просто посмотрю, с вашего разрешения.
— Это самый известный спирит Советского Союза, а рядом его медиум, — восторженно прошептала Виктория Петровна, — оба из Ленинграда.
Я стоял рядом с ней, Ниной, Пашей и ещё какими-то людьми, смотрел, как спирит — пожилой, инженерного вида дядька в очках— торжественно расстилал вынутую из «дипломата» клеёнку обратной стороной наверх, где были начертаны буквы алфавита и цифры, образующие круг. Медиум — яркий брюнет с длинными вьющимися волосами — потребовал рюмочку.
Вспомнилась одна из последних повестей Трифонова, где был описан спиритический сеанс. Автор едко издевался над несчастными, потерявшими
То, что произошло потом, было действительно смешным и глупым. Спирит вызывал с того света некеого Афанасия Ивановича. Медиум двигал за ножку рюмку по кругу алфавита и получал ответ: «Я здесь». Тогда присутствующие задавали вопросы, и невидимый Афанасий Иванович через медиума и его рюмку давал ответы. Кто-то спросил о своём дяде, умершем два года назад: каково ему там? Афанасий Иванович сообщил, что дяде там хорошо, только печень зябнет.
Затем кому-то захотелось поговорить с Эйнштейном. Афанасий Иванович попросил обождать. В комнате воцарилась почтительная тишина. Только Паша клокотал от злости. Я так и чувствовал, что он вот–вот взорвётся.
Наконец рюмочка залетала по буквам. Это Афанасий Иванович передавал, что Эйнштейна «нет на месте».
— Как это нет на месте? — возмутились присутствующие. — Где же он?
«Отозван в высшие сферы», — ответила рюмочка.
И снова сгрудившиеся вокруг стола накинулись на покойных родственников. Ощущение брезгливости нарастало, как тошнота. Я решил покончить с этим маразмом.
— Позвольте и мне спросить, — сказал я громко, — пусть ваш Афанасий Иванович ответит, сколько лет было моему дедушке, когда он умер.
— Некорректный вопрос, — вякнул кто-то в комнате.
— Простите, дедушка со стороны отца или матери? И как вас зовут? Имя и фамилия? — спросил спирит.
— Артур Крамер, — нехотя назвался я. — Дед со стороны матери.
В тишине раздался торжественный голос спирита:
— Афанасий Иванович, вы слышите нас? Артур Крамер спрашивает, сколько лет было его дедушке со стороны матери, когда он умер?
Рюмка в руке медиума медленно поползла к цифрам на круге. Замерла.
— Так их! Молодец! — выдохнул Паша в моё ухо и поощрительно пихнул кулаком в бок.
Наконец рюмка дёрнулась, поползла к одной цифре, другой…
— Пятьдесят два года. Его звали… Анатолий Михайлович.
Никто в этой комнате не знал, что дедушка умер действительно пятидесяти двух лет. Правда, звали его Анатолий Моисеевич, а не Михайлович.
Мне стало не по себе.
— Правильно? — спросил спирит, обратив ко мне лицо, освещённое настольной лампой.
— Правильно.
Раздались аплодисменты.
— Товарищи, медиум устал. Сеанс окончен.
Медиум действительно выглядел опустошённым. При ярком свете люстры, включённой хозяйкой, лицо его в контрасте со жгуче–чёрными локонами казалось особенно бледным. Он сидел, бессильно откинувшись на спинку кресла. Его соратник деловито сворачивал клеёнку.
— Товарищи, разделяйтесь. Сыроеды, садитесь по правую сторону стола, остальные — по левую. А посередине будет сюрприз, который для всех нас приготовил Артур. — Виктория Петровна с помощью пугающе хрупкой девушки стала вносить подносы с закусками.