Здесь люди живут. Повести и рассказы
Шрифт:
– Только сначала работа, потом расчёт.
– Само собой, мы уже пилим…
Мужики справились. Через час сосновые струганые доски погрузили на багажник «Нивы».
– А ты чё в Каменный башмак забрался? – приняв первую дозу, спросил вдруг самый разговорчивый пильщик. – Вот приедет к тебе кто-нибудь, так и не найдёт. Прячешься что ль от кого?
Рубцов в это время заканчивал привязывать к багажнику доски и от вопроса так сильно вздрогнул, будто кто-то толкнул его в спину. Лицо под чёрной бородой дёрнулось.
– Смотри, как нервничает, – проводили взглядом «Ниву» мужики. – Значит, правда прячется. Точно, точно, и девчонку прячет.
«Да что же им всем надо?! – резал на скорости колёсами частые лужи Рубцов. – Что они носы свои суют?! Как будто вынюхивают!» У мастерских, у слесарки, остановился.
– Привет, мужики, – вошёл в небольшое прокуренное помещение.
– Привет, – ответил один из слесарей, а второй молча кивнул.
– У вас сварка есть? Мне бы решётку на окно сварить, простую, из прутьев, по размеру.
– Это можно, сварка есть. Только прут у нас очень толстый, некрасиво получится.
– Это ничего, это даже лучше, что толстый. А за работу у меня вот… – Рубцов поставил на столик две бутылки самогона. Он купил у Трусихи не три, а пять бутылок.
Ещё через час на багажник поверх досок легла тяжёлая, прочная решётка.
– Никак, от медведя хочешь охраниться? – спросил напоследок помогший затянуть на поклаже верёвку слесарь.
– Может, и от медведя, – буркнул Андрей Петрович и снова надавил на газ.
«От людей бы охраниться, – думал он, уезжая от мастерской к продуктовому магазину, – следопыты. Но решётку-то прочную сварили, такая и медведя выдержит». У магазина «Нива» остановилась.
– Пойдём, Анечка, нам с тобой много чего купить надо.
– Деда, можно, я на улке подожду?
– А чего ж так? Пойдём, конфет себе выберешь.
– Ты сам купи, а я на улке подожду. У меня голова маленько болит.
– Ну вот, этого ещё не хватало.
– Я побуду на улке, и всё пройдёт.
– Ну, ладно, жди меня здесь. Только из машины не выходи, на сиденье сиди. Я окна приоткрытыми оставлю. Не выходи из машины.
– Ладно.
Андрей Петрович отправился в магазин, а когда через пятнадцать минут вышел из него с двумя полными пакетами, увидел на улице совсем не то, что ожидал: Аня стояла у распахнутой дверцы «Нивы» и разговаривала с какой-то женщиной. Девочка, на вид ровесница Ани, выглядывала из-за длинной, серой женской юбки. Смуглая, худая, похожая на подтаявшую церковную свечу незнакомка о чём-то расспрашивала Аню.
– И чё, ты только с дедом здесь? – приближаясь, расслышал Рубцов. – А родители твои где?
– Они в другую страну уехали, но скоро приедут. А как тебя зовут? – спросила Аня у девочки.
– Наташа, – ответила та, выступив из-за материной юбки.
– А меня Аня. А какая у тебя
– Никакой.
– Почему? Давай, я тебе одну подарю. У меня две.
– Давай…
– Аня, – приблизился к ним Андрей Петрович, – ты почему вышла из машины?
– Меня тётенька позвала.
– А я что тебе говорил?! – повысил он голос, едва сдерживая раздражённый крик.
– Не гневайся, бородач, – приняла на себя его окрик женщина. Иссохшая до худобы болезненной, с серым лицом и горячечными глазами, выдыхала она такой многослойный и мерзкий перегар, что Рубцов отшатнулся. – Меня Марьей Худорожкиной зовут, а тебя как? – попыталась познакомиться женщина, но в ответ услышала молчание. – Внучка у тебя общительная, а ты какой-то нет. Дай пару сотен на опохмелье, не обеднеешь поди. Дом у тебя далеко большой, богатый, а ты сюда в избушку никудышную на отшибе приехал. Это зачем? Прячешься от кого? Или прячешь чего? Может, клад у тебя припрятан?
Женщина то хмурилась, то кривила в улыбке тонкие синеватые губы. И от постоянно меняющегося выражения её лица, от болезненно горящих глаз Андрею Петровичу казалось, что она знает про него всё, что она вообще всё знает, и даже уже знает, что такое смерть. Он молча положил пакеты в машину, посадил на сиденье Аню, сунул в руку женщине две сотни, сел за руль и газанул так, что встречная лужа под колёсами превратилась в миллиарды брызг.
– Вот-вот, бородач, – хрипло засмеялась вслед незнакомка, – верно про тебя говорю, прячешь ты что-то в избушке.
А Рубцов в лихорадочной гонке давил на лесной дороге лужи.
«Бред! Бред! Бред! Что она, ясновидящая?! Да нет конечно, обыкновенная алкашка, наговорила, что в голову взбрело. Но откуда она знает…»
– Аня, что ты им рассказала, этой тёте с девочкой?
– Я сказала, что у нас далеко-далеко отсюда большой дом и что мама с папой уехали в другую страну. А больше я ничего не говорила.
– Я же просил тебя ни с кем не разговаривать, а ты!
– Мы больше никогда ни с кем не будем разговаривать? Только вдвоём будем разговаривать?
Рубцов ничего не ответил. Он гнал и гнал «Ниву» к избушке.
«Подальше от этой пьяной дуры… Надо успокоиться…»
Приехали. Пошли от дороги по тропинке к избушке.
«Надо и тропинку камнями покрыть, всё вокруг жилья надо каменными моржами обложить, чтобы никто не мог подобраться. Все лезут, все вынюхивают, все уже что-то знают. Так и наведут… Нет, обязательно надо на тропинку с пустоши камней натаскать, всё перекрыть. Сами приспособимся как-нибудь…»
Они пообедали.
– Сейчас мы пойдём с тобой, пособираем краем леса дрова. Наберём на два-три дня, чтоб за каждой веткой не бегать. Ты будешь которые потоньше собирать, а я – которые потолще, вот и наберём.