Здесь русский дух…
Шрифт:
Серые Захаркины глаза постепенно наливались кровью.
– Парень, да ты идиот! Ничего не слушаешь, – сжал он кулаки. – Чего стоите? – закричал Рыбаков товарищам. – Давай, бей его! – закричал парень и бросился на Петра.
Казацкий сын даже глазом не успел моргнуть, как очутился на земле.
– Тимоха! Наших бьют! – закричал он брату.
Тот летел ему на выручку, размахивая палкой. Завидев его, босоногая команда дунула врассыпную. Этим воспользовался Петр. Вскочив на ноги, он бросился с кулаками на Захарку. Завязалась драка. Петр был чуть повыше и покрепче,
– Брат, давай, держись! Я с тобой! – умываясь кровью, закричал он Петру.
– И ты держись! – продолжая изо всех сил работать кулаками, ответил ему брат.
Их крики и вопли слышала вся слобода. Самые любопытные выбежали на дорогу и с интересом наблюдали за дракой.
– Гады! Только толпою и можете!.. – кричал Петр. – Слабо рискнуть один на один?
Впрочем, кто его слышал? В таком пылу про все на свете забываешь, видя только цель…
С ужасом наблюдавшая эту сцену Любаша не выдержала и побежала за отцом. Боялась, что слободские убьют ее Петю.
– Кончай буянить! Силу некуда девать?.. Вот сейчас как оттяну вожжами – будете знать! – уже издали кричал Платон.
Слова кузнеца потонули в общем гвалте побоища, и тогда он принялся растаскивать петухов. Кое-кому из самых драчливых пришлось даже по шеям надавать. Особенно сопротивлялся Петр, который все пытался добраться до Захаркиной рожи. Уже и куча-мала рассеялась, а он продолжал размахивать кулаками и браниться. Тогда Платон схватил его за шкирку и притянул к себе.
– Эх, ты! Отца-казака позоришь… Иди отсюда, и чтобы я тебя больше не видел! – в запале прошипел он ему в самое ухо. – Помни, со мной шутки плохи. Я тебе покажу, как на чужой улице кулаками махать.
– Папа, он же не виноват! Не он затеял драку… – пыталась заступиться за Петра крутившаяся здесь же Любашка, но тот зыркнул на нее сердито, и она замолчала. Отойдя в сторонку, девушка с неукротимой бабьей жалостью смотрела на своего Петрушу, у которого все лицо было в крови. Да и брата его, Тимоху, Любашка жалела. Тому не меньше досталось.
– Ладно, мы пошли… – напоследок недобро взглянув на обидчиков, произнес Петр.
– Пока, казак! Мало мы тебе наподдали! Надо б было еще больше, – нахально вглянул на него Захарка.
– Ничего, мы еще встретимся! Наш папа говорит: это гора с горой не сходится, а горшок с горшком уж точно когда-нибудь столкнутся, – угрожающе произнес Опарин, сплюнув кровавую слюну.
– Давай-давай, топай! Придешь – снова получишь, – победно посмотрел ему вслед соперник.
– Петенька!.. – неожиданно подала голос Любаша. – Тебе очень больно? – глядя на то, как тот волочил поврежденную ногу, спросила она и тут же получила от отца затрещину.
– Иди в дом! – приказал он ей. – Ты, – строго обратился он к Захарке, – чтобы завтра утром был у меня в кузнице. Хватит бесцельно шататься по улице – пора делом заняться. Не передумал?
– Хорошо, дядька
Почти целый день Черниговский со своим людьми провел на Симоновском поселении. Прибыли туда в полдень, а дворы пусты.
– Где люди-то? – спросил атаман сидящего на лавочке древнего старичка с белой как снег бородой.
Тот подслеповато прищурился, пытаясь рассмотреть пришлых. Когда понял, что это не какие-то враги, а свои, казаки, сказал:
– Так ведь все на косьбе. У нас как говорят? Петров день замаячил – налаживай, мужик, косы и серпы.
Трудится, значит, народ, удовлетворенно отметил про себя атаман. Это хорошо.
– Как вам тут живется? – слезая с лошади и беря ее под уздцы, поинтересовался атаман. – Может, обижает кто?
Дедок призадумался.
– Как тебе сказать… – опершись руками на сучковатый батог, как-то неопределенно ответил он. – Всякое бывает. То преступники из лесу с ружьями выйдут и весь запас отберут, то эти басурмане…
– М-да, – задумчиво проговорил Никифор. – Что преступники – плохо, а что басурмане – и того хуже… Часто они вас беспокоят? – решил спросить он.
– Чего? – не расслышал старик и потянулся к атаману ухом.
Как понял Чергиговский, от этого старого глухаря мало толку.
– Говорю, в какой стороне ваши сенокосы?
– А-а… Зачем тебе? – протянул старик.
– Хочу тут с народом потолковать. Может, какие просьбы у людей имеются. Сколько у вас тут народу? Две, три семьи? – пояснил казак.
Оказалось, все четыре, при этом одной фамилии – Симоновы. Отсюда и Симоновское поселение.
Прибыли они прошлой весной на подводах, откуда-то из-под Новгорода. Наскоро срубили избы, соорудили вокруг будущей пашни поскотину из жердей, поставили жилище для лошадей, покрыв его сверху травой, и стали готовить привезенные с собой орудия для сева и зерно. У русских ведь как? Есть баба, квашня и топор – уже деревня.
Земля в этих местах не ахти какая – сыроматерая, нерушенная. Ни песка тебе, ни камня, а то и глина сплошная. Одним словом, худородная. И немного ее здесь. В основном болота, торфяники, заливные луга и ельники. Потому и пространство для пашни вышло разбойное. Там, где были сухие и без частого кустарника места. Глянешь – то там клочок земли, то в другом месте полоса…
Зато тут такое приволье! Все нехоженое, нетронутое. И эти поляны с цветами, и луг, и подступающая к ним стеной тайга. Такого в их краях не было. Там каждый клочок земли на вес золота. Тут же бери ее – не хочу. Разве не жизнь? Хотя, говорят, вниз по Амуру оно еще богаче. Правда, тайги там нет, зато немерено полей с плодородной землей. Вот где пашенному развернуться! Впрочем, там пока жить опасно. Здесь проклятые маньчжуры житья не дают, а ниже по Амуру – тем более. Считай, целое войско стоит возле их новой крепости Айгуня. Вот эти змеюки и совершают набеги на русский берег, и попробуй, останови их.