Здесь слишком жарко (сборник)
Шрифт:
А ночью подогретая пивом толпа принялась громить лавки и магазины в городе, выкрикивая «Смерть арабам!»
Погромщики искали прятавшихся в пекарнях и на стройках нелегалов из числа палестинских рабочих, многие из которых, чтобы сэкономить на проезде, оставались ночевать прямо на рабочем месте.
Под шумок толпа ограбила несколько киосков и магазинов. Крупные наряды полиции три дня успокаивали погромщиков, а политики из национального лагеря требовали выдворить из страны всех палестинцев, потому что только тогда прекратится
Труд арабов стоил очень дешево и поэтому многие работодатели, даже несмотря на все разгоравшуюся Интифаду, предпочитали нанимать палестинцев.
Правительство лихорадочно искало, кем заменить дешевую рабсилу арабов, и для этого завозило в страну таиландцев и китайцев. С приездом «русских» проблема наконец разрешилась, и палестинцев перестали брать на работу в Израиле.
С тех пор прошло почти двадцать лет. После той резни какое-то время было тихо. А потом у нас стали взрываться автобусы. Чуть позже начались ракетные обстрелы наших городов.
Мать Саши по-прежнему живет в том же городе. Несколько лет назад ей предоставили место в доме для престарелых. Были у нее и другие варианты, получше, но она хотела именно здесь, в этом городе, чтобы «быть поближе к сыну», – как она говорила.
Одинокая женщина и кошка
Одна очень богатая женщина любила помогать бедным и убогим. Это было ее хобби. Бездомным она дарила одеяла и матрасы, чтобы им не было так жестко и холодно спать на земле. Голодных она кормила у себя по субботам в специально выделенном для этого помещении своего громадного поместья.
Делала она все это совершенно безвозмездно, требуя от облагодетельствованных ею лишь соблюдения субботы и ношения кипы (ермолки), если речь шла о мужчинах.
Впрочем, бездомные и без того везде надевали кипу – без этого им хуже подвали на перекрестках.
Будучи женщиной очень религиозной, она ревностно соблюдала субботу и все религиозные праздники. Из синагоги она всегда выходила с чувством честно выполненного долга.
Впрочем, заботилась она не только о людях, но и о животных. Она даже выделила специальное место в своем имении для бездомных животных – кошек и собак. Здесь их кормили, и у них была постоянная крыша над головой.
Как-то раз дети принесли ей где-то найденную кошку. Кошка была еще совсем маленькой. От нее пахло помоями, и сама она была худющая, с какой то бесцветной шерстью. Ее было жалко, но гладить не хотелось.
Женщина задумалась, что же с ней делать. И тут ее осенило. Она вспомнила про одинокую старушку, которая жила в районе, политкорректно именуемом «для слабых слоев населения». «Старушка наверняка обрадуется существу, которое скрасит ее одиночество», – думала леди, приходя в восторг от собственной доброты и находчивости.
Леди была чрезвычайно демократична и сама отвезла старушке подарок.
И старушка действительно
Отказывая себе во всем, иногда даже в самом необходимом, она каждый раз урывала крохи от своего пособия по старости, собирая деньги на поездку к детям. «Скоро, уже совсем скоро», – предавалась своим мечтам старушка.
Ее внуки родились в далекой Америке, и она мечтала наконец увидеть их не только на фотографиях, но и обнять. Она давно приготовила для них подарки и с нетерпением ждала той заветной минуты, когда наконец поднимется по трапу самолета, на котором полетит к детям и внукам.
Но чем сильнее она подгоняла время, тем медленнее тянулись часы и дни. Как будто бы ей назло. Особенно ночью, в часы бессонницы.
«А теперь время не будет тянуться для меня так мучительно», – радостно подумала старушка, увидев кошку. Она приготовила для кошки блюдце, куда налила чуть теплого молока.
– Пей, – ласково она сказала кошке, – А я схожу за едой для тебя. Ты что больше любишь: рыбу или курицу?
Кошка не ответила, сосредоточено лакая молоко. Старушка протянула руку, чтобы погладить ее, но кошка отпрянула и зашипела.
Старушка вздохнула, как мать, которой ничего не остается, как смириться с трудным возрастом своего ребенка, и отправилась за едой для своей кошки.
Тем временем кошка, обследовав всю квартиру, выбрала себе подходящий угол на диване в гостиной и задремала.
В последующие дни, кошка стала метить всю квартиру, не обращая никакого внимания на хозяйку. Она по-прежнему шипела при любой попытке погладить ее и все так же пахла помоями.
Женщина с грустью глядела на свою питомицу – та вроде бы жила в квартире и, вместе с тем, была такой чужой…
О присутствии еще одного живого существа в квартире теперь напоминали лишь запах кошачьей мочи, разносившийся повсюду и заявлявший о себе все сильнее и сильнее, и все тот же ничем не перебиваемый запах помоев, исходивший от кошки.
Не изменилось нисколько и общение женщины – она по-прежнему просиживала все вечера перед телевизором. Старушка без устали мыла квартиру, но кошка каждый раз снова заявляла о своих правах и при этом оставалась все такой же недружелюбной.
Закончились дожди, началась весна, и в один из дней Леа – так женщина назвала свою кошку, выпрыгнула из открытого окна распологавшейся на самой земле квартирки женщины и вернулась на помойку.
Был ли то зов предков, или ей просто не понравилось у старушки – кто знает? Кошачья душа – потемки. И с тех пор кошка рылась по помойкам, попрошайничала у соседей, ни с кем при этом не сближаясь и никого к себе не подпуская, а иногда, как ни в чем ни бывало, заявлялась к своей бывшей хозяйке.