Здесь вам не тут, а магия!
Шрифт:
— Знаешь, — я встала и с хрустом размяла позвоночник, потянувшись руками вверх и в стороны, — всегда мечтала побывать в настоящее русской деревне. Я ж детдомовская, сирота, там мы только в книгах о таком читали.
— Ну вот и побывала, — хохотнула Лерейс. — Правда, не знаю, что такое «русская», но то, что здесь деревня, так это точно. Ешь давай, картошка печеная вот, капусточка квашеная, сало.
— Сало! — я подскочила к столу. — Обожаю сало! Ммм, какая вкушнятина!
Откусив приличный кусок хлеба и запихав в рот сало, я блаженно
Виверна с улыбкой наблюдала за мной, держа высокую кружку с чем-то горячим двумя руками, будто грея ладони об нее.
— Ты дитя еще такое, Виола, — заметила она, когда я, насытившись, икнула и зажала рот рукой, вытаращив глаза. — У нас в твои годы еще даже гребень хвостовой не прорезывается, а тебя уж, поди, замуж выдать хотели?
— Не, никто не хотел, — я помотала головой. — Я как рак-отшельник в бутылочном горлышке — всех вижу, все замечаю, но ко мне не подходи. Ты мне лучше расскажи, как так получается, что ты у Ника в ангаре этом была? Ты ж можешь человеком обращаться!
— Могу, — осторожно отозвалась Лерейс, — только ни к чему это среди магов. У Ника в друзьях там маг жил с темным нутром, прогнившим, незачем ему знать, что у меня такая особенность. Только сам Ник и его семья посвящены в нашу тайну, да ты теперь вот. Мы ж закрытой общиной живем, Кольцевые горы защищают нас от проникновения извне, сюда только порталом можно добраться, а я знаю, что портал можно строить только туда, где был раньше. Ну или прилететь на крыльях. Маги такой возможностью не обладают. Так что нашу тайну никто и не знает. И ты храни ее, Ник за тебя поручился перед Астартом. Влюбился он в тебя.
— Кто? — я чуть не подавилась чаем. — Астарт?
— Да при чем тут Астарт? — Лерейс поморщилась. — Этот отшельник живет на вершине горы, никто ему не нужен, сам по себе. Никки в тебя влюбился. Никки в тебя влюбился. Наелась?
Я согласно кивнула, допив чай. Лерейс поднялась, я вслед за ней.
— Идем, покажу умывальню, да спать пойдешь. Вижу, утомлена ты сверх меры. Отдыхать надо.
Я шла вслед за виверной, вертя головой. Выйдя на улицу, мы оказались в маленьком уютном дворике, а потом вошли в огородик, где аккуратными рядками были высажены самые обычные морковь, лук, капуста и другие характерные для деревенской усадьбы растения. От земли чувствовался запах воды, все было полито.
— Хорошо у тебя здесь, — глубоко дышала я, — спокойно и аромат такой чудесный.
— Простой жизнью живу, — ответила Лерейс. — У нас здесь некуда спешить. Живем мы долго, чужих не бывает, вот и приходится заниматься чем-то. Многие наши не держат огороды, охотятся, все чаще в зверином обличье живут, а я так не могу. Мама моя приучила. Они с отцом душа в душу жили, также вот огородик держали, пока война не началась. Погибли, а я осталась с теткой. А потом и свой дом завела.
— А почему замуж не вышла? — полюбопытствовала я.
Лерейс
— Да есть тут один упертый тип, никак не хочет признавать, что иногда нужно становиться человеком, — буркнула она.
— Может, ты не так убеждаешь? — мне было интересно, кто ж этот счастливчик, на которого такая красавица обратила внимание.
— Да куда уж убедительнее, — мрачно отозвалась виверна. — Уже и голая перед ним ходила и предлагала в паре полетать, и добычу принесла, а он делает вид, что не понимает.
— Да уж, ситуация, — вздохнула я. — Надо что-то придумать. Может, борща сварим и позовем его в гости?
— Борща? — заинтересованно переспросила Лерейс.
— Ну, это суп такой, с мясом и овощами. Я тебе помогу, будешь потом его угощать, чтоб прикипел. У нас на Земле говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Вот и будем проводить осаду и взятие пленных. Главное — потом прокормить этого пленного мужчину.
Я улыбнулась виверне, а она, немного подумав, заливисто рассмеялась.
— А ведь точно, Виола, я раньше и не думала, что его человеческой едой привечать надо. Давай иди мойся, я здесь подожду.
Я послушно направилась в баню, уже жарко натопленную. В предбаннике было сложено полотенце, мыло, ночная сорочка, а в самой парилке стояла бадья с холодной водой и деревянным ковшичком рядом. Березовый веник тоже был приготовлен, но я сегодня не склонна была париться. Разделась, вошла в парилку, села на лавку и посидела там, прогревая косточки. Само мытье не заняло и пятнадцати минут, а после я, завернув волосы полотенцем на манер тюрбана и натянув сорочку, вышла к Лерейс.
— Ух ты, смешная какая! — воскликнула она. — Спать хочешь? Пойдем, провожу.
Я еле разлепляла глаза, почувствовав после бани невероятную усталость.
Лерейс проводила меня в спальню, где я, едва коснувшись головой подушки, провалилась в сон.
18
Утро началось часа в 4 с противного кукареканья. Несчастная птица надрывалась у меня над ухом так, будто призывала спасаться от пожара. Я натянула подушку на голову. Не помогло. Сверху придавила рукой. Петух голосил как чокнутый. В голосе его слышались задорные нотки, призывающие селян немедленно подниматься и с бодрой улыбкой бежать на поле, косить траву или что там принято делать в такую рань в деревне.
— Ну подожди, певун проклятый, я до тебя доберусь, — я отчаянно встала, всунула ноги в тапки и выглянула в окно.
Черный петух с разноцветным хвостом из красно-желто-зеленых перьев, свесив набок яркий красный гребень, самозабвенно орал, сидя на заборе.
— На тебе! — в певца полетел тапок.
Петух, возмущенный до глубины своей птичьей души, перелетел на другое место, заклекотал рассерженно, скосил на меня глаз и заорал снова.
— Да что ж такое! — я кинула второй тапок. — Есть!